Конец парада. Том 1. Каждому свое

Титженс побежал, словно бык на красную тряпку. Его подстегивали пронзительные крики где-то вдалеке. Девушка бежала рядом.

— А вы... неплохо... бегаете! — задыхаясь, похвалила она. — Прибавим скорость.

В то время в Англии людям не часто приходилось кричать, протестуя против физического насилия. Титженс никогда ничего подобного не слышал. Эти крики расстраивали его и пугали, хотя он видел перед собой лишь холмы и лужайку. Полицейский, которого сразу можно было узнать по сверкающим пуговицам, спускался с крутого холма, соблюдая предельную осторожность, чтобы не упасть. В серебристой каске и при полном параде он выглядел довольно комично на фоне холмов и лужайки. Воздух был такой чистый и спокойный; казалось, Титженс находится в музее под открытым небом и просто любуется экспонатами...

Из-за зеленого пригорка проворно, как крыса, уходящая от преследования, выбежала невысокая девушка. «Вот она, та дама, за которой гонятся!» — промелькнуло в голове у Титженса. Ее черная юбка была вся в песке, потому что она, вероятно, падала; на ней была шелковая блузка в черносерую полоску; один рукав отодрали преследователи, и сквозь дыру проглядывало нижнее белье.

С песчаного холма, запыхавшись и разрумянившись, сбежали два горожанина в красных вязаных жилетках, надутые ветром, как мехи. Темноволосый мужчина, тот самый, со страстным, пошлым взглядом, нес в руке обрывок черносерой материи. Он насмешливо прокричал:

— Разденьте эту дрянь!... Тьфу! Разденьте ее догола!

С этими словами он спрыгнул с небольшого пригорка и влетел прямиком в Титженса, который тут же оглушительно заорал:

— Эй ты, свинья проклятая! Я тебе голову оторву, если двинешься с места!

Голос за спиной Титженса прокричал:

— За мной, Герти! Здесь недалеко!

— Я... не могу... Ой, сердце... — задыхаясь, еле проговорила девушка.

Титженс не сводил глаз с горожанина. У того отвисла челюсть и выпучились глаза! Казалось, весь его прочный мир, в основе которого лежало потаенное мужское желание унижать женщин, разлетелся на части.

— Ну и... Ну и ну! — задыхаясь, проговорил он.

Раздался новый крик — на этот раз где-то вдалеке, — и Титженсу стало не по себе. Почему эти несчастные девушки кричат? Он резко развернулся, не выпуская сумки из рук. Полицейский с красным, как вареный рак, лицом вяло ковылял за двумя девушками, спешащими ко рву. Он вытянул вперед руку, тоже багровую. Расстояние до него было меньше ярда.

Титженс слишком устал и потому не мог ни кричать, ни думать. Он стянул сумку с клюшками с плеча, замахнулся и швырнул ее прямо под ноги полицейскому, словно вещевой мешок в вагон. Полицейский споткнулся и рухнул на четвереньки. Шлем сполз ему на глаза, а сам он застыл на мгновение в какой-то задумчивости, потом снял шлем и осторожно перевернулся на спину, перекатился на другой бок и сел на траве. Его лицо, довольно проницательное, вытянутое, с рыжеватыми усами, ровным счетом ничего не выражало. Он вытер бровь бордовым носовым платком в белую крапинку. Титженс подошел к нему.

— Какой же я неуклюжий! — воскликнул он. — Надеюсь, вы не ушиблись. — Он достал из кармана серебряную фляжку.

Полицейский молчал. Он тоже пребывал в сильном смущении и искренне радовался, что можно спокойно сидеть на месте и не позориться.

— Нет. Только меня колотит. И немудрено! — пробормотал он.

Ему полегчало, и он принялся внимательно разглядывать остроконечную крышку фляжки. Титженс снял крышку. Девушки торопливо, хоть и устало приближались ко рву. Светловолосая все пыталась на ходу закрепить шляпу своей спутницы — та едва держалась на шпильках и хлестала девушку по плечам.

Остальные неспешно приближались к месту действия. Двое мальчишек побежали было, но потом Титженс заметил, как они в нерешительности остановились. До его слуха долетели слова:

— Стойте, бесенята. Она вам голову оторвет.

Достопочтенному мистеру Уотерхаузу явно ставил голос истинный знаток своего дела. Девушка в желто-коричневом боязливо перешла ров по узкому мостику из дощечки; светловолосая же просто перепрыгнула его, высоко подскочив, и приземлилась с крайне серьезным видом. Как только ее подруга перешла ров, светловолосая упала на колени и потянула дощечку на себя.

Ее спутница побежала в поле, а девушка бросила мостик в траву. Потом подняла взгляд и увидела мужчин и мальчиков, выстроившихся у дороги. Высоким, пронзительным, каким-то петушиным голосом она прокричала:

— Семнадцать против двоих! Как же это по-мужски! Теперь вам придется идти в обход, через железнодорожный мост неподалеку от замка Камбер, а мы к тому времени уже успеем добраться до Фолкстона. У нас есть велосипеды! — Она собралась было уходить, но обернулась, ища взглядом Титженса, и воскликнула: — Хочу извиниться за свои слова. Не все из вас хотели нас поймать. Но кое-кто хотел. Семнадцать против двух. — И тут она обратилась к мистеру Уотерхаузу. — Почему вы запрещаете женщинам голосовать? — спросила она. — Если вы не даруете им это право, они постоянно будут мешать вам играть в ваш любимый гольф. А что тогда станет со здоровьем нации?