Когда ты вспомнишь обо мне,дня, месяца, Господня Летатакого-то, в чужой стране,за тридевять земель — а этогласит о двадцати восьмивозможностях — и каплей влагизрачок вооружишь, возьмиперо и чистый лист бумагии перпендикуляр стоймявосставь, как небесам опору,меж нашими с тобой двумя— да, точками: ведь мы в ту порууменьшимся и там, Бог весть,невидимые друг для друга,почтем еще с тобой за честьслыть точками; итак, разлукаесть проведение прямой,и жаждущая встречи паралюбовников — твой взгляд и мой —к вершине перпендикуляраподнимется, не отыскавубежища, помимо горнихвысот, до ломоты в висках;и это ли не треугольник?Рассмотрим же фигуру ту,которая в другую порузаставила бы нас в потухолодном пробуждаться, полу —безумных лезть под кран, дабырассудок не спалила злоба;и если от такой судьбыизбавлены мы были оба —от ревности, примет, комет,от приворотов, порч, снадобья— то, видимо, лишь на предметчерчения его подобья.Рассмотрим же. Всему свой срок,поскольку теснота, незрячестьобъятия — сама залогнезримости в разлуке — прячасьдруг в друге, мы скрывались отпространства, положив границейему свои лопатки, — вотоно и воздает сторицейпредательству; возьми перои чистую бумагу — символпространства — и, представив про —порцию — а нам по силампредставить все пространство: нашмир все же ограничен властьюТворца: пусть не наличьем стражзаоблачных, так чьей-то страстьюзаоблачной — представь же тупропорцию прямой, лежащеймеж нами — ко всему листуи, карту подстелив для вящейподробности, разбей чертежна градусы, и в сетку втиснидлину ее — и ты найдешьзависимость любви от жизни.Итак, пускай длина чертыизвестна нам, а нам известно,что это — как бы вид четы,пределов тех, верней, где местасвиданья лишена она,и ежели сия оценкаверна (она, увы, верна),то перпендикуляр, из центравосставленный, есть сумма сихпронзительных двух взглядов; и наоснове этой силы ихнаходится его вершинав пределах стратосферы — врядли суммы наших взглядов хватитна большее; а каждый взгляд,к вершине обращенный, — катет.Так двух прожекторов лучи,исследуя враждебный хаос,находят свою цель в ночи,за облаком пересекаясь;но цель их — не мишень солдат:она для них — сама услуга,как зеркало, куда глядятне смеющие друг на другавзглянуть; итак, кому ж, как немне, катету, незриму, нему,доказывать тебе вполнеобыденную теоремуобратную, где, муча глаздоказанных обильем пугал,жизнь требует найти от насто, чем располагаем: угол.Вот то, что нам с тобой дано.Надолго. Навсегда. И дажепускай в неощутимой, нов материи. Почти в пейзаже.Вот место нашей встречи. Гротзаоблачный. Беседка в тучах.Приют гостеприимный. Родугла; притом, один из лучшиххотя бы уже тем, что насникто там не застигнет. Этолишь наших достоянье глаз,верх собственности для предмета.За годы, ибо негде до —до смерти нам встречаться боле,мы это обживем гнездо,таща туда по равной долескарб мыслей одиноких, хламневысказанных слов — все то, чтомы скопим по своим углам;и рано или поздно точкауказанная обрететпочти материальный облик,достоинство звезды и тотсвет внутренний, который облакне застит — ибо сам Эвклидпри сумме двух углов и мракавокруг еще один сулит;и это как бы форма брака.Вот то, что нам с тобой дано.Надолго. Навсегда. До гроба.Невидимым друг другу. Нооттуда обозримы обатак будем и в ночи и днем,от Запада и до Востока,что мы, в конце концов, начнемот этого зависеть окавсевидящего. Как бы явьна тьму ни налагала арест,возьми его сейчас и вставьв свой новый гороскоп, покамествсевидящее око словне стало разбирать. Разлукаесть сумма наших трех углов,а вызванная ею мукаесть форма тяготенья ихдруг к другу; и она намногосильней подобных форм других.Уж точно, что сильней земного.