Конец пути

Мы стоим в круглом зале, напоминающем опрокинутую вверх дном хрустальную миску. В нем метров двадцать диаметра и десять — высоты, и, несмотря на то, что мы находимся под землей, с хрустального свода сочится туманный отсвет, словно в теплице, окрашенной известкой, — или словно здесь наступил туманный день. Ассоциации с теплицей, кстати сказать, кажутся вполне разумными, поскольку вдоль стен растут ледяные растения, позванивая прозрачными листьями и цветками. Но они ощетинены шипами: у цветов — слишком хищный вид, будто у мухоловки или геометризированной ядовитой орхидеи.

— Филиал Ледяного Сада? — спрашиваю я.

— Его изнанка, — говорит он. — В том я приветствую будущих граждан, приглашаю их на пир, показываю новую жизнь, какая ждет их в городе, — но он еще и сад, в котором они окажутся после смерти. Даю им образ, что будет находиться у основ религии Древа. Этот зал — полная противоположность. Если тот — образ Эдема, то здесь у нас ад.

— И ради какой же цели?

— С мыслью о тех, о моих коллегах по экспедиции. Как инструмент перевоспитания, как комната пыток — да не все ли равно?

— И что оно может сделать?

— Может сломать, причем быстро. За несколько часов, а не месяцев. Воздействие индивидуализировано. Что увидит узник — полностью зависит от его разума.

— Я встречался с кое-чем подобным, — говорю, вспоминая страховку на станции червепоезда с побережья. — Но это не будет совместимо с психикой чужака. Та система была рассчитана на местных, от меня через некоторое время отстала.

— Я имею некоторый опыт в манипулировании психикой местных, — скромно отвечает Фьольсфинн. — Каждый гражданин проходит инициацию, рождается в Ледяном Саду снова и видит это место как лучшее в своей жизни. В этом случае мы, собственно, должны сделать то же самое. Единственная разница в том, что он — наш враг, а значит, мы сначала должны его сломать, а только потом показать ему альтернативу.

— Как-то становится мне жаль Багрянца, — говорю я кисло. — Рядом с твоей мозговыжималкой классические пытки кажутся типа честными и более добрыми.

* * *

— Кто тебя прислал? — спросил Вуко.

Все выглядело до отвращения типично: пустой подвал без окон, стол, ярящаяся люминесцентная лампа, двое Братьев Древа с неприятными, красными лицами и голый человек, прикованный цепью к дубовому креслу, сколоченному из толстых колод.

Худой, угловатый, с лицом варана, покрытым алыми пятнами разветвленных сосудов. Было мерзко. Вся ситуация была мерзка.

Сидел и молчал.

— Знаешь что? — сказал Вуко устало. — Ты мне надоел. Тебя ведь учили, как идут такие вот разговоры. Нельзя ли пропустить пару циклов? Ради нас обоих. Ты хорошо знаешь, что не выдержишь и в конце концов заговоришь. Так, может, сразу перейдем к этому? Гляди, как просто.

Молчание.

— Смотри, что у меня есть. Твои вещи. Не стану тебе рассказывать, что с помощью этого можно сделать, потому что я и сам толком не понимаю. Ты в этом разбираешься лучше меня. Вот три стеклянных кинжала, что мы забрали из твоего жилища, и бич, сделанный из щупальца этой твоей жаловицы. Полагаю, этого вполне хватит. Понимаешь, в чем состоит проблема? Я в этом не слишком разбираюсь. Стану экспериментировать. Скажем, буду бичевать тебя некоторое время. С паузами, чтобы не сделалось оно монотонным, но я понятия не имею, не убьет ли это тебя в какой-то из этих разов.

Молчание.

— Кто тебя прислал — я знаю. Но спрошу снова. Вопрос, на который я знаю правильный ответ, позволит мне проверить, можем ли мы уже начать разговор.

Драккайнен потянулся за бичом, что лежал на столе: металлическим, посверкивающим и жутковатым на вид; пока что он выглядел словно короткая, отполированная палка.

— Поправь меня, если я что-то сделаю не так. Сперва снимаем это металлическое навершие, осторожно, чтобы не прикоснуться к этой скользкой мерзости внутри… Хорошо, теперь оно начинает разворачиваться, я должен бы его слегка встряхнуть, чтобы оно полностью расплелось, да? Оно живет или как? Гляди-ка, а движется вполне живенько. Когда махну, оно ведь наверняка растянется в воздухе?

Багрянец продолжал молчать, но принялся резко втягивать воздух носом и выпускать его через рот, словно с каким-то змеиным шипением.

— Ага. Станешь похваляться выдержкой и тренированностью. И в итоге все это будет тянуться дни напролет. Возможно, ты рассчитываешь на то, что я нечаянно тебя убью, а может, и специально, поскольку приду в ярость. А это что?

Багрянец, словно черепаха, выглядывающая из панциря, вытянул шею, цепь звякнула, а ошейник впился в горло. Лицо амитрая покраснело так, что горящие алостью сосуды под кожей почти исчезли, зато глаза чуть не вываливались из глазниц.

— Отцепить его ошейник! — приказал Драккайнен.

Братья Древа подскочили к креслу, звякнули звенья. Освобожденный от ошейника Багрянец наклонился вперед, хрипя и заходясь сухим кашлем.