Конец пути

Барьер, запирающий порт, расстроил Вуко; он осмотрел его очень тщательно и понял, что часть запоров не вкопана в дно, а просто поставлена на якорь, а значит, их можно будет демонтировать и открыть проход. Также он исследовал устройство оборонительного бастиона, совершенно игнорируя стражу: баллисту, поставленную на поворотной платформе, с натянутой тетивой и накрученными канатами, ряды копий с глиняными емкостями чуть пониже наконечников и кучи керамических гранат с длинными ухватами из шнуров. Умелый метатель наверняка был бы в состоянии бросить такой кувшинчик в борт корабля, плывущего на середине реки.

Он еще осмотрелся на пристани, после чего поднялся высоко вверх и несколькими взмахами крыльев послал себя вдоль течения Драгорины, пока та не стала изогнутой серебряной лентой в синеватом полумраке под ним.

Там и сям во тьме виднелись гроздья оранжевых искорок. Люди и животные; однако странным было то, что они собирались в горах глубоко в лесной чаще. Не на скалах или подле реки. Пока что он не проверял, поскольку спешил. Сначала должен был узнать. Потому гнал вперед, режа воздух, словно призрачный нетопырь, с тяжелым сердцем, исполненным худших предчувствий.

Дорога была невыносимо долгой, хотя внизу река вилась, будто старая змея, он же резал воздушные потоки напрямик, словно истребитель.

Появились тучи, затянули горизонт, а он завалился на крыло и спустился вниз, потом помчался вдоль течения, между горами и стенами ущелья. Небольшие соединенные меж собой озерца промелькнули внизу за пару секунд ртутным проблеском, потом было несколько широких витков реки, и наконец он оказался над большим озером, которое пролетел отчаянным броском за минуту, над серединой начиная притормаживать крыльями.

Потому что все увидел уже издалека.

Дом Огня стоял черный и опустевший. Две деревянные башни сожжены и превратились в переплетение черных, обугленных бревен, ворота были повреждены, а чуть дальше из воды торчали три волчьих головы над затопленными кораблями.

И нигде он не видел теплого оранжевого отсвета, тела живого человека. Люди Огня исчезли все до одного. Мужчины, женщины и дети, даже животные. Дворище было частично разграблено и стояло совершенно пустое. Он влетел на площадь и некоторое время метался там, как настоящий нетопырь, пойманный в ловушку, приседая на галереях и подоконниках, и вполз в большой зал, где застал только перевернутую мебель и погасший очаг. Не нашел ничего ни внутри крепости, ни вокруг. Ни живых, ни мертвых.

Ничего.

Должно быть, после появились рассказы, как у опустошенного Двора Огня над озером явился жуткий демон, похожий на железное лицо с большими кожистыми крыльями, издающий вопли жалости и гнева, а потом рванул в небо и исчез.

Он должен доставить сообщение.

И не имеет понятия, как он должен им это сказать.

Усталость упала на него, только когда он высунулся из маски и упал коленями на каменный пол. Чувствовал, что лицо его одеревенело, конечности трясутся от боли и измождения, а к тому же его сводит судорогами, одной за другой, в самых странных местах: он даже не подозревал, что там у него есть мышцы.

Фьольсфинн поддержал Драккайнена и сразу же подал ему металлический кубок. Напиток был холодным, отрезвляющим, с запахом фруктов, и наверняка содержал витамины. Вуко опорожнил его в два глотка, после чего отбросил прочь, вырвал из рук норвежца кувшин и принялся пить дальше, пока не погасил жажду. А потом сидел, тяжело дыша.

— Нет нужды тратить энергию на возвращение, — пояснил Фьольсфинн. — Это не самолет. Когда окажешься на месте и выяснишь, что нужно, можешь прервать транс. Призрак развеется, а ты окажешься в башне.

— Этого в инструкции не было, — ответил Драккайнен. — Помоги мне встать. Я должен сказать своим людям, что Двор Огня пал.

Норвежец на миг прикрыл глаза и закусил губу.

— Все? Все до одного?

— Не знаю. Я не нашел трупы.

* * *

Они выслушали Драккайнена с побледневшими, неподвижными лицами, после чего каждый отреагировал по-своему, хотя все, скорее, сдержанно. Варфнир встал, пнул стену и боднул ее, после так и остался, прислонившись к ней лбом; Сильфана замерла на стуле, белая как полотно, с блестящими от слез глазами, и закусила губу; Спалле вышел, и за стеной послышался его рык ярости, а потом несколько ударов кулаком в что-то твердое. Грюнальди обнял голову руками — осторожно, словно та была треснувшим кувшином, оперся локтями на стол и застыл так, не в силах шевельнуться. Филар прикрыл кулак ладонью, приблизил его к губам и смотрел на друзей сочувственно. Остальные мрачно молчали.

Воцарилась обессиливающая траурная тишина. Все уже было сказано. Теперь можно было лишь сидеть и смотреть на мир, искалеченный потерей, в котором невозможно будет жить и в котором нет причин что-либо делать.

Дырявый, искалеченный мир, который утратил какой-либо смысл.