Конец пути

Я стоял на носу, опираясь о штевень, переполненный нетерпеливостью и странным чувством силы. Я стоял на борту собственного корабля, что вез мою месть. Его борта были обиты медью, как приказывала Песнь Людей для кораблей, могущих метать огонь; за моей спиной, под пропитанным квасцами полотном, скрывалось тайное и ужасное оружие. Начиналось оно под палубой как машина, составленная из медных цилиндров и рукоятей, а конец ее — сифон, похожий на голову птицы, — мог в любой момент повернуться в сторону опасности и с сорока шагов испепелить все, что оказывалось на его пути. В этих водах любой, кого мы могли бы встретить, прекрасно знал, что значит блестящий медью борт. Хватало одного проблеска солнца, чтобы любой отворачивал румпель и правил как можно дальше от редкого и страшного корабля, с которым не получится сразиться. Встречались такие корабли нечасто, поскольку изготовление его требовало немалого искусства, и не у всякого таковое нашлось бы. Кроме того, мореходы не видели особого интереса в том, чтобы жечь корабли. Они хотели их захватывать, причем с честью, сражаясь борт в борт мечами и топорами. Им нужна была слава и богатство, а не уничтожение. Об огненных кораблях ходило немало легенд, а из этого следовало, что, в зависимости от того, как пойдут дела, Фьольсфинн, который выставил уже несколько огненных кораблей, однажды мог бы стать безраздельным господином этих вод. Я сомневался, что даже имперская галера Морского тимена, могущая засыпать любой корабль дождем стрел со своих трех палуб для лучников, разодрать борта кованым тараном, пробить навылет горящими копьями из двух аркбаллист или заякорить одним из своих абордажных трапов, втыкающихся в корабль врага железными клювами, сумела бы справиться с быстрым и ловким «волчьим» кораблем, плюющимся жидким огнем.

А сейчас это был мой корабль, и когда я думал об этом, то чувствовал, как сводит челюсти.

Знал: сожгу любого, кто встанет у меня на пути. Я искал не славы — только победы.

— Еду за тобой, дочь Ткачихи, — произнес я в горизонт и в соленый ветер, овевавший мое лицо. — Заберу тебя домой.

Веероподобные паруса, хорошо укрепленные длинными жердями, наполнялись ветром и казались распростертыми крыльями. Я чувствовал себя так, словно летел на крыльях дракона. Словно бы я сам был драконом.

Когда мне надоедало смотреть в пустоту водной бескрайности, я пользовался тем, что не чувствовал серьезных проблем и что меня не тошнило, как Бенкея. Я воспользовался советом Ульфа, который утверждал, что стоит есть, спать и ходить по нужде, пока для этого есть возможность.

На следующий день мы миновали первый из Остроговых островов, что маячили на горизонте, как темные тучи, а потом вплыли между ними, минуя рифы, ныряя в проливы и выбирая дорогу между торчащих из воды скал, с которых то и дело взлетали с тоскливыми криками стаи морских птиц.

Порой острые каменные зубы, выступающие из-под пенных волн, проходили мимо корабля всего в нескольких шагах, а иногда мы входили в воды, кипящие, словно под водопадом, между скалами, между которыми едва было расстояние выстрела из лука.

Осот, который в такие минуты всегда сам стоял у руля, садился повыше, на деревянную балюстраду, чтобы лучше видеть, и опирался о румпель подошвой сапога. Двое из наших людей следили за скалами, выглядывая по оба борта, и криками давали ему знать, что видят. Все казалось не сложнее езды на ослике, но это было не так. Я уже понимал, отчего Земля Мореходов оставалась в безопасности за своим архипелагом. Даже когда бы империя узнала тайны Западного прохода, необходимо было немало умений и знаний, чтобы его преодолеть.

Мы плыли.

Через пару дней мы оказались в водах, которые их мореходы звали Своим морем. До этого мы почти не встречали других кораблей, что всем казалось странным. Весной, как они утверждали, тут должно быть множество парусов. А неподалеку от Западного прохода десятки кораблей должны направляться в страны Юга.

Мы же видели лишь небольшие рыбачьи лодки у островов, несколько раз приметили парус на горизонте, однажды к нам приблизился корабль, но прошел на расстоянии трех-четырех выстрелов из лука, после чего поспешно уплыл, словно заметив заразу.

В водах Своего моря мы начали замечать оторванные от бортов доски, порой плавающие в воде тряпки, бочки и бревна. Несколько раз мимо нас проплыли раздувшиеся трупы со стрелами, торчащими из спин, вокруг них клубились стайки рыбешек, а на сами тела садились птицы.