Конец пути

Закрытый район производил еще более зловещее и мрачное впечатление, чем если бы он и вправду был покинут. В темноте, разгоняемой светом с далекого ночного неба, по обе стороны тесно вставали готические дома в сплетениях тройных колонн, сводов, галерей, рельефов и горгулий. Крыши, венчающие дома, нависали мансардами, эркерами и башенками, стиснутыми, словно колония чешуйчатых грибов; они словно наклонялись в обе стороны над идущими и собирались забрать их с собой в мир иной.

Район этот, похоже, задумывался как купеческо-ремесленный: почти у каждого дома было роскошное крыльцо, ведущее в рабочее помещение — в контору, мастерскую или магазин, под крыльцом были и входы в подвал, подземные комнаты или склады, а выше земли располагались жилые помещения. Но пока что все тут было пустым. На торчащих из стен декоративных штырях колыхались пустые вывески, за узкими окнами мертво спала темнота, а дома ждали придуманное Фьольсфинном торговое процветание, что должно было наступить в неопределенном будущем.

И все двери были заросшими.

Они же методично крались от ступеней к ступеням между крыльцами, припадали по обе стороны от дверной рамы, а потом один, прижавшись спиной к двери, дотягивался до ручки и резко дергал, а сжавшиеся позади него воины напрягались, приподнимая оружие, готовые ворваться в комнату, словно морской прилив.

И ничего.

А потом — следующие двери, крыльцо, вход в несуществующие конторы и мастерские.

Темнота, ветер, дождь, мертвые окна, точно колодцы в ничто — и затворенные двери.

Десятки дверей.

Улица, которой они шли, вела к фальшивой стене, вверх, и довольно круто. Каждые несколько метров она поднималась на пару длинных ступеней, но у стен вместо них были лишь пологие спуски. Или Фьольсфинн заранее предполагал, что люди станут вкатывать сюда товар повозками, или же позаботился об инвалидах.

Но почему-то тут было темно. Газ в лампы шел из вулкана, его не было смысла экономить, все равно время от времени приходилось сжигать его излишки, словно какому-то перегонному заводу. Все районы Ледяного Сада, обитаемые или нет, могли сиять, словно Лас-Вегас, поскольку естественное топливо все равно уходило в воздух. Или же тут действовала непроизвольная скандинавская экономность, или кто-то, кто навещал район, хотел, чтобы он тонул в темноте, и заблокировал каналы для газовых ламп.

Но до сих пор они не встретили даже крысу.

Прокрались до конца улочки на небольшой круглый рыночек с колодцем и зданием-октагоном, увенчанным островерхим шлемом; оно вставало над районом и упиралось в темное небо, всматриваясь в горизонт с терпением камня.

Двери в башню, сидящие в украшенном портике, были, естественно, заросшими.

— Так дело не пойдет, — проворчал Драккайнен. — Наступит лето, пока мы проверим все ходы-выходы. Боюсь, по-другому не получится.

Они присели в уголке, скрывшись под галереей, окружая Вуко, с оружием наготове и всматриваясь в темноту.

Он же сунул руку во внутренний карман куртки под броню, достал металлическую бутылочку. Встряхнул ее, вынул пробку, что заканчивалась серебряным штифтом, словно запакованные духи.

— Плохая идея, — проворчал Грюнальди.

— Вуко… Непонятно, действует ли оно, — застонала Цифраль, летая у его лица.

— Знаю, нахрен, — процедил Нитй’сефни.

Достал один из своих светящихся шариков и осторожно поставил на брусчатку, а потом уронил на него капельку раствора из бутылочки. Шар чуть задрожал, а потом налился красноватым сиянием, словно гаснущий уголек.

Вуко запрокинул голову, вздохнул и капнул себе раствором в глаз. Зажмурил веки, потом опустил голову, цедя сквозь зубы финские слова, словно бы заклятия, но слишком уж экспрессивные.

Пробормотал наконец:

— Nähdä, perkele totta… — и поднял лицо, открывая глаз.

Жуткий, огненный, переливающийся краснотой, словно налитый светящейся кровью. Потянулся и сдвинул повязку со лба, закрывая нормальный глаз. Смотрел теперь на мир только одним, пылающим во мраке кровавым оком, словно адский циклоп.

— Ты хоть что-то вообще видишь? — спросил кто-то с заботой.

— Пока вижу, — ответил он мрачно, поводя вокруг пламенным взглядом.

Наклонился над ярящимся углями шаром и поднял его.

— Etsiä, pallo! Löytää, kusipää!

Шар вспыхнул, словно отвечая, потом угас, и теперь лишь внутри у него переливался багрянец.

Драккайнен подбросил шарик на ладони, а потом катнул его вперед: тот подпрыгнул на стыках плит.

Покатился прямо, отскочил от колодца, преодолел еще пару метров и остановился.

Как и можно было ожидать.

Но затем легонько задрожал и двинулся вперед, словно влекомый спрятанным под базальтом магнитом.

— Идем, — процедил Драккайнен. — За шариком, piczku materinu. Капнул себе в глаз какой-то магической хренью. Поверить не могу, что делаю это.

Ярящийся алым стеклянный шарик скоренько покатился вокруг площади, а потом по очередному закоулку. Они шли следом вдоль стен, крались под галереями и протискивались между колоннами.

Через несколько метров Вуко вдруг качнулся, хватаясь за глазницу, и оперся боком о колонну, с шипением втянув воздух сквозь стиснутые зубы.