Конец пути

– Город в Амитрае, это точно, – произнес Филар.

– Странные пропорции, – заметил Фьольсфинн. – Тротуары выглядят так, будто в них метра три ширины. Дома под небо, а в них, самое большее, два этажа.

– Нет. Это не вещи такие большие, – возразил Драккайнен. – Это он маленький. Мы смотрим с перспективы ребенка. Это детское воспоминание.

Багрянец скорчился под призрачной стеной, начал отползать в сторону, а вокруг вышагивали огромные прохожие. На нем не было кандалов, а потому он сумел кое-как встать: сценарий вокруг него изменился, появились другие улочки и площади, какие-то побережья и базары, где прилавки вставали над его головой до небес. Багрянец ползал между всем этим, копался в мусоре и старых бочках с объедками, на него нападали крысы размером с нутрий, шипя и кусая кривыми резцами. Потом за ним гнались собаки, потом появились другие дети. Эти выглядели и вправду жутко в странно увеличенной перспективе. Худые, словно пауки, с обезображенными голодом и болезнями лицами, невозможно грязные и оборванные, неестественно большие. Окружали его, крича и осыпая насмешками, с преувеличенно мерзкими карикатурными лицами, с дикими глазами и щербатыми пастями, под носами их то и дело повисали отвратительные зеленые сопли. Когда они бросились на него всей компашкой, пиная, лупя куда попало, царапая и дергая, Багрянец свернулся в клубок и заслонил голову руками, отчаянно скуля.

– Это какой-то портовый город в южных провинциях, – спокойно сказал Филар. – Судя по одежде прохожих, во время царствования моего деда.

Сцены сменялись быстро, за ними было нелегко поспеть. Яркий, но какой-то гниловатый, туманный свет залитых солнцем улочек сменился вдруг душной тьмой. Тьмой, в которой маячили ржавые проблески словно бы раздуваемого тут и там жара, что подсвечивал ползущие полосы дыма. Кажется, это было помещение, полное людей, лежащих на полу, едва прикрытом грязными тряпками. Выглядели они как клубок чудовищ с обезображенными лицами, резкими, высохшими чертами – или, иной раз, напухшими, покрытыми сочащимися гноем язвами. Морды их маячили во тьме вокруг, отовсюду вытягивали к Багрянцу свои руки с длинными, словно когти, сломанными ногтями, а он, дрожа, шел по центру прохода с несколькими медяками в руке.

Лежащие заполняли весь пол, и было видно, что лежат они группками по несколько человек, передавая друг другу побулькивающие трубки с прицепленной к тем снизу керамической емкостью, в которой то и дело разгорались угли, а с другой стороны люди потягивали жирный дым, черный, словно от горящей смолы.

– Хархаш, – пояснил Филар. – Наверняка портовый город на севере, там были такие курильни Смолы Снов. Эта – для последних бедняков, тех, кто почти отсюда не выходит, почти ничего не ест и лежит, погрузившись в бред, пока не закончатся деньги, хархаш или жизнь. Тогда их выбрасывают в канал и освобождают места для новых. Те, кто еще может двигаться, порой нападают ночью на прохожих, воруют. Такие готовы на любую подлость, только бы заработать на кусочек смолы.

Шпион тем временем стоял, дрожа, окруженный испарениями, и протягивал ладонь куда-то вверх: на той лежали медяки. В темноте перед ним что-то начало двигаться, и из лоснящихся от пота, сплетенных тел высунулась отвратительная грязная женщина в рванине, с опухшим лицом и вишневыми язвами. Было видно, как она шевелит губами, пытаясь сосчитать четыре монеты, а потом глаза ее расширились от ярости, и она бросается на Багрянца. Наверняка была она женщина довольно невысокая и исхудавшая – если не обращать внимания на опухоли – но со странной перспективы, которую давала «выжималка», казалась огромной, как гиппопотам, когда лупила шпиона, свернувшегося клубком, палкой, а потом отвешивала ему пинки.

– Ругается, – заявил Филар. – Жалуется, что родила бесполезного лунного пса вместо девочки, которая имела бы чем заработать и смогла бы о ней позаботиться как следует. Теперь просто ругается… А теперь проклинает судьбу, Багрянца и вообще все на свете.

А потом курильня исчезла, вместо нее была ночь, свет факела при входе в какую-то пещеру или подвал и дождь снаружи. Багрянец стоял в темноте и держал за руку ту самую женщину. Ее свободно свисающая ладонь была чуть повыше его плеча. Он то и дело поглядывал вверх, желая увидеть ее лицо, ноги его тряслись. Из темноты подвала кто-то приближался. Двое людей, монструозно высокие и худые, завернутые в темно-красные плащи с капюшонами. Когда подошли ближе, стало видно, что на лицах их сверкающие полированным серебром маски; вот только обычно маски жрецов были продолговатыми, лишенными выражения и напоминали стилизованные головы насекомых или пришельцев. Эти же выглядели как маски театра кабуки или самурайские боевые маски демона к шлему кабуто. Лица, искаженные крайней яростью, скалили зубастые пасти.

– Ого, значит, они существовали на самом деле? В таком случае мы, по крайней мере, знаем, откуда они взялись, – сказал Филар.

– А конкретней? – спросил Драккайнен.