Конец Распутина (воспоминания)

Лишившись возможности разбираться в том, что происходило в России, русский Император уже не мог отличать друзей от врагов. Он отвергал поддержку тех, которые могли помочь Ему спасти страну и Династию, и опирался на людей, толкавших к гибели и Престол, и Россию.

Нет сомнения в том, что на долю Императора Николая ІІ выпало тяжелое царствование.

В течение многих десятилетий велась в России разрушительная работа подпольных революционных сил, имевших за границей свой «главный штаб» и большие денежные средства. Революционный террор то усиливался, то утихал, но никогда не прекращался. Государственная власть в России вынуждена была занимать оборонительное положение. Вести эту борьбу, не раздражая общественных сил страны, было очень трудно, почти невозможно. Общество негодовало на так называемые «репрессии» и считало своим долгом поддерживать самые крайние течения, не отдавая себе отчета в их опасности.

После твердой власти Императора Александра III, подавившей революционные проявления, от его Наследника ожидали предоставления общественным силам более широкого участия в делах государства. Император Николай II отказался от всяких уступок. Но принятая Им на себя задача сохранения непоколебимых основ самодержавия не соответствовала личным свойствам Монарха. Народ всегда охотно подчиняется тому, в ком чувствует твердость и силу власти. Отсутствие этой твердости в характере молодого Государя инстинктивно угадала вся Россия. При первой возможности революционные организации подняли голову, а неудача малопопулярной Японской войны дала толчок и более широким кругам к поддержке открытых революционных выступлений.

* * *

В 1905 году по России пронесся первый шквал революции. Его удалось подавить. Было достигнуто внешнее успокоение, но революционная пропаганда продолжала медленно разъедать авторитет Царской власти.

В крестьянских массах аграрные беспорядки 1905 года и революционный лозунг «земля и воля» разбудили темные инстинкты анархии и жажду захвата. Рабочие, особенно в больших центрах, тоже не могли забыть призыва к борьбе с капиталом.

Что касается образованных классов, то левонастроенные слои интеллигенции мечтали о демократической республике c социалистическим оттенком, а более умеренные ей круги увлекались самым крайним парламентаризмом. Богатая буржуазия в свою очередь стремилась к власти и к политическому влиянию в стране.

Преобладающее большинство русской интеллигентной молодежи того времени, студенчество в особенности, бредило революцией, зачастую превращая аудитории университетов в места политических сходок. И взрослым, и юным революция казалась единственным путем к установлению социальной справедливости и общего благоденствия в России.

Мечтательно-наивный идеализм русского интеллигента превратил революцию в некоторое подобие религии, которая требует подвигов и самоотречения, которая имеет своего рода «святых». Политические преступники, сосланные в Сибирь или скрывшиеся за границу, в особенности же казненные убийцы-террористы и казались именно такими героями, достойными самого благоговейного почитания.

В то время в русском образованном обществе действовал какой-то психоз, который отражался и в литературе, и в публицистике. Люди, зачастую очень почтенные и образованные, в большинстве своем совершенно не умели разбираться в основах государственной жизни России. Они подвергали жесточайшей и самой пристрастной критике весь тогдашний строй, с почти детской слепотой отрицая бесспорные заслуги русских Царей, на протяжении веков создавших мощь великой Империи. Благодаря этому и за границей составилось совершенно ложное представление о монархической России.

Между тем, к началу великой войны Россия поражала ростом своего благосостояния. Финансы ее были в блестящем положении, промышленность и сельское хозяйство развивались со сказочной быстротой, строились новые железные дороги, расширялось дело народного образования, многие части государственного аппарата по своей организации и работе были на блестящей высоте.

Но русская интеллигенция того времени, руководившая общественным мнением страны при помощи прессы и Государственной Думы, не склонна была считаться с практическими фактами; для нее ее отвлеченная политическая идеология была выше всего. Она считала своим долгом прежде всего бороться с началами самодержавия и усиленно подчеркивать в глазах народа все его отрицательные стороны.

К сожалению, в то время около Престола совершались события, которые могли дать много поводов для всякого рода самых тяжелых недоразумений и вызвать недовольство в стране.

Когда над отдельным человеком или даже над целым народом должна разразиться беда, – кажется, будто все обстоятельства складываются именно так, чтобы способствовать несчастью.