Конец российской монархии

Из Ставки я уехал за несколько часов до отъезда оттуда великого князя. Накануне я был приглашен на обед к царскому столу. Подобное приглашение от имени государя передавалось обычно через особого гофкурьера, выделявшегося на фоне нашей скромной походной формы вычурным разноцветным плюмажем своего головного убора. Этот гофкурьер обходил лиц, подлежавших приглашению, за два-три часа до наступления времени, к которому они должны были собраться к высочайшему столу, и лично передавал приглашения на словах. При всех временных приездах государя в Барановичи великий князь, начальник штаба и я ежедневно — к завтраку и обеду — получали эти приглашения, и тем не менее таковые возобновлялись гофкурьером каждый раз. Кроме нас к высочайшему столу приглашались также военные представители союзных держав, жившие при Ставке, и другие чины штаба, но уже по очереди, которая весьма точно велась походным гофмаршалом. Порядок ежедневного возобновления приглашения был установлен из желания Двора сохранить за собою известную свободу, хотя установившийся обычай видеть нас постоянно за царским столом, как я уже говорил, никогда не нарушался.

Только в последний приезд государя в Ставку в качестве уже не только верховного вождя, каковое звание в старой России почиталось всегда принадлежавшим монарху, но и верховного руководителя действиями войск этот порядок был прекращен в отношении уже сдавшего свою должность генерала Янушкевича и меня. Мы, как выбывшие из состава Ставки, перешли в эти дни на довольствие в общую столовую штаба.

Получив приглашение, которое, таким образом, являлось прощальным, я в назначенное время прибыл к царскому поезду при оружии и орденах, которые до сих пор никогда нами не надевались при посещении царского поезда.

Я очень быстро убедился, что поступил вполне правильно, приняв более официальный вид. Государь за обедом говорил со мною мало, лишь столько, сколько требовалось по этикету; большинство же лиц царской свиты не вышло за пределы холодного внимания, и лишь немногие встретились и простились со мною по-прежнему тепло и сердечно.

Я сразу почувствовал себя чужим в этом сплоченном кружке, окружавшем монарха. И это чувство оставило меня лишь тогда, когда на следующий день мимо окон моего вагона быстро пронеслись последние жалкие домишки чуждого мне города, в котором расположилась Ставка и который, мне думалось, я оставляю навсегда.

Я уезжал на несколько дней на север, в Петроград, чтобы временно отдохнуть в кругу своей семьи, среди которой не был уже более года.

Желая избежать лишних проводов, я просил своих бывших сослуживцев, с которыми простился заранее, не беспокоить себя приездом на вокзал. В память нашей совместной службы они поднесли мне походный образок, долженствовавший служить мне прибежищем в трудные минуты моей дальнейшей боевой деятельности. Однако ко времени отхода поезда собралась довольно значительная группа, и в ее составе оказалось несколько лиц, вновь прибывших с генералом Алексеевым на пополнение прежнего состава штаба. На мой упрек в потере времени, обращенный к ним, один из них, известный своей слишком «мудреной», чтобы не сказать более, головой, простодушно ответил:

— Начатую атаку надо всегда доводить до конца.

Что означала эта вырвавшаяся фраза? Над этим вопросом я не счел нужным долго задумываться…

НЕСБЫВШИЕСЯ НАДЕЖДЫ

«В общем положение наших армий спокойное и уверенное в себе. Почин в действиях в частных боях понемногу переходит на нашу сторону» — так оценивалась в официальном сообщении штаба Верховного главнокомандующего обстановка на фронте уже через несколько дней после возложения императором Николаем II на себя обязанностей Верховного главнокомандующего.

Но то была только реляция, составленная в духе ожидавшегося, по-видимому, чуда. К сожалению, такового не случилось.

Германцы в этот период времени подготавливали новый удар к северу от Вильно. Подготовка эта закончилась известным свенцянским прорывом^[77], выполненным в первых числах сентября, и появлением в тылу наших войск германской кавалерии. Последняя докатилась до Борисова, находившегося на линии железной дороги, соединявшей Москву с Брестом.

Отголоски этого набега отозвались беспокойством в самом Могилеве, где уже обсуждали меры к перенесению Ставки еще более на восток.

Лишь к двадцатым числам сентября, после ряда дополнительных перегруппировок, германцы были оттеснены назад к западу, и фронт наш принял форму непрерывной укрепленной линии от Рижского залива до границы с Румынией.

Началось томительное позиционное сидение…

БЫЛА ЛИ РОССИЯ ГОТОВА К МИРОВОЙ ВОЙНЕ

Как, однако, могло случиться, что Россия, вступив в 1914 г. в мировую войну и начав таковую в общем успешно, должна была в следующем году выполнить своими армиями общее наступление, в результате которого неприятелю была не только обратно отдана занятая вначале Галичина, но и уступлена значительная часть отечественной территории?