В результате этой общей мысли нашей Ставкой было предложено главнокомандующим армиями разработать их собственные предположения. Предположения эти должны были в течение декабря доложить государю как Верховному главнокомандующему для постановки им уже окончательного решения.
По общим указаниям генерала Рузского мною было составлено соображение о комбинированном наступлении армий Северного и Западного фронтов. Северный фронт должен был наносить удар со стороны рижского левобережного плацдарма на Митаву и Шавли, войска же Западного фронта — вдоль течения реки Вилии.
На избранном для наступательной операции участке общего фронта неприятельское расположение представляло вогнутую в нашу сторону дугу, почему давление на оконечности этой дуги представляло известные стратегические выгоды.
Намечавшийся удар был направлен против германцев, которые являлись, конечно, важнейшим противником на нашем фронте; удар этот приходился в направлении Восточно-Прусского театра, к которому немецкое командование, как мы уже знаем, относилось с особою чуткостью и нервозностью.
Совещание в Ставке было назначено на 17 декабря, к каковому сроку генерал Рузский и я прибыли в Могилев.
Начавшись с утра, оно шло под председательством государя и в присутствии генерала Гурко, замещавшего больного начальника штаба генерала Алексеева. Однако после перерыва для завтрака в среде совещавшихся почувствовалось какое-то замешательство. Стали передавать шепотом слух о получении из Царского Села какой-то важной телеграммы, требовавшей спешного отъезда государя из Ставки в столицу. Совещание было скомкано. Оно шло довольно беспорядочно, прерывалось какими-то дополнительными сведениями, получавшимися из Царского Села и остававшимися для нас секретными, и наконец в четыре часа пополудни государь действительно спешно выехал из Могилева.
Стало при этом известно, что в ночь на этот день в Петрограде был убит Распутин и что, потрясенная таким событием, императрица вызвала к себе императора.
С отъездом председательствовавшего в совещании государя суждения собравшихся были сведены к менее серьезным текущим вопросам. Генерал Гурко, очевидно, не мог взять на себя самостоятельное решение вопроса о характере будущих действий, и, таким образом, наш съезд закончился без определенных выводов. Мы вернулись домой, смущенные перерывом столь важного совещания из-за гибели Распутина и не ориентированные, в каком направлении вести боевую подготовку армий на 1917 г.
Уже много лет лучшие русские люди глубоко страдали от унизительного сознания, что правительственная власть попала в плен к цепкому фатальному «старцу» Григорию Распутину. Последний со своими приспешниками, как мы видели, всячески деморализовал эту власть, утилизируя ее в интересах собственного положения и тщеславия.
Император и особенно императрица беззаветно верили в его бескорыстие и беспрекословно слушались его безграмотных советов. Ни мольбы великих князей, ни предупреждения близко стоявших к царю и царице людей, ни даже угрозы гибелью династии не убеждали императорскую чету в необходимости покончить с развращающим влиянием Распутина и принять решительные меры к возвращению власти доверия страны. Все честные слова, доходившие до государя и его супруги, принимались ими как злостные наговоры и клеветнические выпады против «святого старца».
При таких условиях, чтобы не случилось чего-либо худшего, должны были найтись люди, которые из чувства любви к Родине приняли бы на себя тяжелый крест насильственного устранения вредного «старца» с пути жизни великого русского народа.
И люди такие нашлись…
Наверху понимали, что жизнь Распутина не в безопасности, и по приказу оттуда его охраняли тройною сетью агентов.
— С утра до вечера и с вечера до утра мы только этим и занимаемся, — признался однажды один из министров внутренних дел, намекая своими словами на бдительность и строгость упомянутой охраны.
Сам Распутин отдавал также себе отчет в возможности покушения на его жизнь. В последние перед смертью годы он стал очень подозрителен и остерегался выезжать к незнакомым людям. Но совладать со своими слабостями он не всегда мог…
Под предлогом свидания с особой, которая почему-то заинтересовала Распутина, молодой князь Ю. уговорил беспутного «старца» посетить его дом. Заехав в ночь на 17 декабря за Распутиным, он привез его к себе, где уже находились его четыре сообщника.
В ожидании прибытия интересовавшей Распутина особы, которой в действительности не было даже в столице, его свели в кабинет хозяина, где угостили вином и пирожными, отравленными цианистым калием. Когда же яд не подействовал, то в Распутина было выпущено несколько револьверных пуль, коими он и был тяжело ранен.
Живучий «старец», собравшись, однако, с последними силами, бросился через двери во двор, окружавший дом, и, убегая от своих преследователей, стал искать выход на улицу. Но здесь он был настигнут вновь одним из заговорщиков, которым окончательно и дострелен.
В ту же ночь труп Распутина был сброшен в прорубь одного из каналов, омывающих берега петроградских островов.