Конец российской монархии

Так как Румыния оставалась в это время еще нейтральной, а моя миссия имела к тому же строго секретный характер, мне пришлось обзавестись штатским платьем. Впоследствии оно спасло мне жизнь при разгроме Ставки большевиками.

В Рени, где находилась база Дунайской речной флотилии, меня встречал с распростертыми объятиями адмирал Веселкин, мой большой приятель. Он лично доставил меня на своем флаг-майском судне «Русь» в румынский порт Галац, дав ряд советов в связи с предстоящей миссией.

Из обстоятельных разговоров с нашим посланником Паклевским-Козелом, морским агентом капитаном 1 ранга Н. А. Щегловым и военным агентом полковником Татариновым, скептически относившимся к выступлению Румынии, я вынес самое мрачное впечатление о боеспособности румынской армии. Еще более оно усилилось после разговоров с некоторыми румынскими деятелями и в результате личных моих наблюдений над жизнью в Бухаресте. Но зато, выясняя положение в Турции, я пришел к отрадному заключению: всестороннее изучение с главой нашей агентурной разведки и моим другом капитаном 2 ранга В. В. Яковлевым собранных им и тщательно проверенных сведений показало, что обстановка для Босфорской операции весьма благоприятна и что Турция, несмотря на все усилия немцев, почти совсем утратила свою боеспособность.

На обратном пути мне пришлось выслушать от адмирала Веселкина, ярого сторонника выступления Румынии, жестокую, но, по моему глубокому убеждению, малообоснованную критику в адрес наших дипломатических и военных представителей в Бухаресте. Провожая на вокзал, он вручил мне довольно объемистый пакет со словами: «На, возьми и передай это государю. Здесь копченая колбаса и пармезан, которые он любит. Только смотри, дай слово, что передашь ему лично, а то иначе все слопают придворные лакеи и до него ничего не дойдет».

Признаться, такое поручение меня озадачило едва ли не больше, чем вся моя дипломатическая миссия, ибо вот так за здорово живешь вручить императору и самодержцу всероссийскому кусок колбасы и сыра — дело не простое.

По возвращении в Ставку в тот же день я получил приглашение к царскому столу. Но хотя обещание, данное Веселкину, и не выходило у меня из головы, я все же не решился взять с собой его «подарок», желая посоветоваться сначала с кем-либо из придворных.

После завтрака во время «серкля» государь подошел ко мне и спросил о результате моей командировки. Окончив доклад, я замялся, не решаясь «при всем честном народе», состоявшем из высших сановников и придворных, докладывать о колбасе с сыром. Государь заметил мое состояние и со свойственной ему проницательностью вывел меня из замешательства, спросив: «Должно быть, Веселкин мне что-нибудь прислал?» Ответив утвердительно и доложив, в чем состоит посылка Веселкина, я рискнул прибавить, что обещал Веселкину вручить ее лично его величеству.

Государь улыбнулся и сказал: «Напишите Веселкину, что я его благодарю и что свое обещание вы исполнили, а пакет передайте графу Бенкендорфу».

После завтрака я снес пакет гофмаршалу графу Бенкендорфу, который записал торжественно колбасу и сыр Веселкина в толстую книгу подарков, «на высочайшее имя приносимых», и после этого привезенные мною колбаса и сыр долгое время не сходили с царского закусочного стола.

Выше было уже сказано, что позиционная война на нашем сухопутном фронте сковала свободу маневрирования и свела верховное оперативное руководство к целесообразному выбору времени и места для лобовой атаки в целях прорыва фронта.

Но так как наш сухопутный фронт непрерывно тянулся от моря и до моря, возникал вопрос о возможности использования этих морей для широких стратегических маневров на флангах и в тылу неприятельского фронта, опиравшегося параллельно нашему на побережья этих морей.

История дает нам много примеров успешного и даже решающего использования для этих целей морей в больших войнах. Так, например, искусное маневрирование английских войск по морю в Испании и Португалии во время Наполеоновских войн привело к поражению французов на фронте Пиренейского полуострова и, по признанию самого Наполеона и заключению военных историков, положило начало крушению всей наполеоновской империи. В Первой мировой войне распадению военной мощи Тройственного союза положила начало Салоникская экспедиция, которая представляла собой не что иное, как стратегический маневр по морю в глубоком тылу общего расположения сил всего этого союза. И наконец, крушению германской военной мощи во Второй мировой войне положил начало искусный и грандиозный маневр англо-американских войск по морю, приведший к образованию после высадки в Нормандии «второго фронта».

Однако для широкого и искусного использования моря в целях стратегического маневрирования верховное оперативное руководство должно уметь согласовывать действия двух совершенно разнородных элементов — суши и моря — и правильно оценивать оперативные возможности двух столь разнохарактерных по своим свойствам вооруженных сил, как армия и флот.