Конец российской монархии

Я не могу сейчас точно припомнить, какими словами ответил на сочувственную фразу Дмитрия Павловича. Озабоченный развертывавшимися событиями, я не придал ей особого значения, полагал, что она вызвана каким-то случайно прочитанным им донесением тревожного характера из числа тех, которые в изобилии поступали с фронта в Ставку.

Однако обращение молодого великого князя ко мне, как сейчас будет пояснено, было вызвано совсем другими обстоятельствами…

По окончании завтрака я прошел в свой рабочий кабинет и принялся за разборку поступивших донесений. Кабинет этот находился в соседнем здании казарменного вида, в котором в нормальное время помещались губернские учреждения. С переходом Ставки в Могилев здание это было отведено под управление генерал-квартирмейстера.

Спустя некоторое время ко мне почти ворвался начальник штаба генерал Янушкевич. Он взволнованным голосом сообщил мне, что великий князь Верховный главнокомандующий, который в период моей работы в Ставке относился ко мне с исключительным доверием и вниманием, просит меня немедленно к себе.

— Его высочество, — добавил Янушкевич, — очень огорчен тем, что о смысле вчерашнего посещения Ставки военным министром вы узнали не лично от него.

Под влиянием этих слов в моем мозгу быстро промелькнули и стали смыкаться в цепь некоторые отдельные факты, на коих мне раньше не приходилось останавливать свое внимание.

— Но я и до сих пор нахожусь в фактическом неведении о происшедшем, — не без удивления ответил я. — Только теперь, после ваших слов, я начинаю догадываться, в чем дело, хотя пока еще не уясню, насколько широко намечены предстоящие перемены в составе Ставки.

С этими словами я вместе с начальником штаба отправился к Верховному главнокомандующему.

Чтобы понять мои догадки, необходимо заметить, что со времени неудачного для нас поворота событий на фронте уход великого князя Николая Николаевича с поста Верховного главнокомандующего назревал и, по-видимому, являлся неизбежным.

Великий князь отдавал себе отчет в создавшемся положении и считал наиболее вероятным заместителем своим в той или иной роли генерала М. В. Алексеева — главнокомандующего Северо-Западным фронтом, человека весьма почтенного, рассудительного, достаточно спокойного и вполне подготовленного своей предшествовавшей службой к широкой стратегической работе. Уже с момента отхода наших войск из Польши в руках генерала Алексеева сосредоточилось управление значительным числом армий, и главная задача по выводу их из польского мешка выпадала на долю командования Северо-Западного фронта.

С некоторыми решениями генерала Алексеева великий князь, насколько мне известно, не соглашался, но, ввиду поколебленного своего положения, не решался проявить волю в твердой и определенной форме. Однажды в словесном докладе я счел своим долгом отметить создавшееся ненормальное положение, особенно вредное в тяжелый период отхода русских войск в пределах собственной территории. Я высказал великому князю свои мысли со всею откровенностью, к которой обязывало мое положение.

— Пока вы Верховный главнокомандующий, — заключил я свой доклад, — ответственность лежит на вашем высочестве. Вас, а не кого-либо другого будут обвинять и в излишне глубоком, может быть, отходе, и в недостаточной настойчивости по образованию Северного фронта для прикрытия путей к Западной Двине.

Великий князь спокойно и внимательно меня выслушал, но положение не изменилось. Верховное главнокомандование в течение последних чисел июля и начала августа продолжало себя держать слишком нейтрально по отношению к событиям на фронте.

«Очевидно, дело подошло теперь к своей естественной развязке», — подумал я, направляясь в губернаторский дом к великому князю.

ПИСЬМО-РЕСКРИПТ ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ НИКОЛАЮ НИКОЛАЕВИЧУ

Еще до переезда Ставки в Могилев генерал А. А. Поливанов^[71], заменивший генерала В. А. Сухомлинова на посту военного министра, запросил официальной телеграммой, когда великий князь, Верховный главнокомандующий может его принять. Ему ответили, что удобнее выждать переезд Ставки в Могилев, назначенный на 7 августа.

Не было ничего необычайного в посещении военным министром Ставки, напротив, успех дела требовал поддержания самой тесной связи в работе армий и военного министерства. Несколько странным представлялся лишь предварительный запрос, без которого раньше обходились. Но это могло быть объяснено излишнею щепетильностью нового военного министра.

9 августа, вечером, генерал Поливанов прибыл в Могилев. С вокзала он приехал непосредственно к великому князю, после беседы с которым, не зайдя ко мне, что являлось уже менее обычным, отбыл в Волковыск — место расположения штаба главнокомандующего Северо-Западным фронтом генерала Алексеева.

Я объяснил себе отступление от обычного порядка в отношении меня тем, что целью приезда военного министра могли служить различного рода вопросы снабжения, не имевшие прямого отношения к предметам моего ведения, и что само пребывание Поливанова в Ставке было слишком краткосрочным.