Конец Смуты

– А нет теперь вельяминовских сотен, государь повелел целый полк рейтар набрать для охраны своей персоны. Моя же сотня будет при том полку для разведки и прочего. Так что со временем всех переоденем, а начали с сего вьюноши, того ради что ему, бугаю деревенскому, и надеть-то нечего, стыдно в караулы назначать.

Федька, услышав, что сказал Михальский по поводу его приличного, как ему думалось, наряда, запунцовел, но помалкивал.

– Понятно, а ко мне-то чего пришли – мало ли портных на Москве… или дорого просят?

– По полтине за кафтан, а у меня еще и холоп боевой, – отвечал, насупившись, Федор.

– Эва как! – воскликнул в ответ стрелецкий сотник. – Совсем осатанели, ироды. Хотя, конечно, работа немалая и требует тонкости…

– Анисим, не набивай цену, – прервал излияния приятеля Михальский, – всем ведомо, что твоих стрельцов в таковые кафтаны еще в Мекленбурге переодели, а как приписали к стремянному полку, так дали новые – красные, и шапки таковые же. А прежние кафтаны ты, сказывают, прибрать велел.

– И что с того, нешто боярскому сыну прилично будет со стрельца кафтан носить?

– Боярскому сыну, может, и неприлично, а боевому холопу – в самый раз, да и хозяину его уже на полтину легче!

Тут в горницу с выпученными глазами влетел один из сидельцев и, подбежав к хозяину, зашептал что-то на ухо. Сотник, выслушав его, поднялся, но сказать ничего не успел, потому что в широко распахнувшуюся дверь стремительно вошел царский кравчий.

– Тебя, Анисим, государь еще в бояре не пожаловал, чтобы я доклада дожидался!.. – громко произнес он. – О, да у тебя гости?

Присутствующие встали и степенно поклонились важному посетителю.

– Да вот, Никита Иванович, пришли по нужным делам, – ответил ему Корнилий.

– Здравствуй, Корнилий, это хорошо, что я тебя встретил. Поговорить надобно о некоем деле. А это кто, Панин?

Федька еще раз поклонился в ответ, радуясь, что Вельяминов его признал.

– А ты ведь, боярский сын, тетушке моей сосед, не так ли?

– Так, господине.

– Это хорошо, земляк – что родственник; что к Анисиму-то пришел – али нужда какая приключилась?

– Да вот…

– Не забивай голову, Никита Иванович, невелико горе вьюноши, поможем ему – как не помочь, – перебил Федьку шустрый Анисим, – ступай-ка, парень, со слугой моим, он проводит тебя до мастера. Тот и мерку снимет, и одежу тебе построит. А мы тут пока потолкуем о делах с господином царским кравчим.

Слуга отвел Панина к живущему неподалеку стрельцу, промышляющему портняжничеством, и тот вскоре пошил ему форменный кафтан, да такой ладный, что глаз не отвести. Девки, во всяком случае, из-за заборов едва дыру в Федьке глазами не протерли. Холоп его тоже принарядился в почти такой же, но перешитый из стрелецкого. А главное, стоило это все весьма недорого – обошлось боярскому сыну едва в две гривны. Зато службу он теперь справлял одетый и снаряженный на зависть многим. Сабли и саадаки, а также прочее оружие ему с холопом разрешили оставить свое, но плюс к тому Федору дали еще пистолет с пороховницей и прочими потребными припасами. Михальский сам обучил его управляться с новым оружием, а на вопрос, отчего пистолет дали только ему, пожав плечами, ответил: «Ты же шляхтич». С пистолем сим Федька также немало помучился, покуда овладел мудреным искусством обращения с огненным боем, но оно того стоило.

Однажды утром вместо учения Корнилий велел им сразу седлать лошадей и, надев доспех, быть готовыми к выступлению. Как оказалось, царь собрался ехать на очередное богомолье, и им надо было идти впереди царского поезда, дабы уберечь государя от возможных злоумышленников.

Когда я объявил собору о нездоровье королевича Карла Филипа, наступила гробовая тишина. Я уже собрался выйти вон, но дорогу мне преградил митрополит Иона. За моей спиной Вельяминов, обращаясь к собравшимся, говорил о том, что раз королевич занемог, то и думать нечего, а надо выбирать князя Мекленбургского. Но митрополит поднимает руку, и Никита замолкает.

– Вижу в сем перст божий! – разносится под сводами его сильный голос. – В последний момент узнали мы о недуге королевича и о том, что не может он быть нашим государем. Но Господь не оставил нас и послал нам знак, что будет все по воле его. Кто мы такие, чтобы обсуждать промысел божий? Потому спрашиваю тебя, великий князь Мекленбургский: будешь ли нашим царем?

– Владыко, что вы говорите? – оторопело отвечаю я на его велеречие и отчего-то перехожу на церковнославянский: – Недостоин аз.

– Просите его, бояре!

Бояре, как и митрополит получившие этой ночью массу острых ощущений, в один голос начинают просить меня:

– Не погуби, стань царем нашим!

– Не могу, бояре, ослобоните!

Митрополит снова поднимает руку, и все смолкают.

– Яко предки наши призвали твоего пращура со словами: «Земля наша велика и обильна, а порядку в ней нет», – так и мы говорим тебе: бери царство под свою руку! Сбереги его и народ наш!

Собравшиеся подхватывают этот крик, а я растерянно кручу головой, но возникший за моей спиной Вельяминов тихо шепчет мне: «…по обычаю более трех раз не отказываются»…