Конец срока - 1976 год

Она считала, что все, кроме нее, сидят по заслугам. Ее ужасало, что она должна терпеть такое окружение. Она рассказывала, что на следствии ее совсем не допрашивали и не пытались ничего пришить, а просто дали 8 лет по статье 58-1 В - член семьи изменника родины, и - об этом она говорила со слезами даже не поинтересовались, какую большую комсомольскую работу она вела. Из деликатности я не спросила, как она относится к своему отцу, и простила ли то, что его расстреляли. Естественная неприязнь, вызванная ее отношением ко всем окружающим и ко мне лично, мешали мне почувствовать весь трагизм ее положения.

На пересылке было много самого разного люда. Большинство, как везде в это время, составляли украинки. Было много женщин из Прибалтики, особенно литовок. Помню молодую литовку Бируте Линкайте без передних зубов и с переломанными ногами, на костылях. Она во время следствия выбросилась из окна кабинета, но только покалечилась. Потом мы с ней оказались в одной бригаде, несмотря на увечье, ее отправили на земляные работы. Сидела она за сестру - та была крупной деятельницей подполья, тоже была арестована, и Бируте боялась, что сестру расстреляли. Помню, как она клокотала от злобы, когда в лагерной столовой нам показывали фильм о счастливой жизни Советской Прибалтики.

Была на пересылке цыганка Ираида из Шанхая. Вернулась, как многие эмигранты, на родину. Некоторых прямо от границы отправили в лагеря, а другим дали пожить какое-то время на воле, но они неизбежно попадали туда же - за антисоветскую агитацию.

Ираида не унывала. Плясала посреди барака "цыганочку", рассказывала о жизни эмигрантов в Шанхае. Она лично знала Вертинского и поведала нам о нем много забавных историй. Нас повели в мужскую зону на концерт. Зрелище было довольно жуткое. Унылые бритоголовые артисты развлекали на допустимом расстоянии "дорогих женщин". Потом разрешили выступить Ираиде. Она рассказала нам, как за кулисами ее обступили артисты, каждый хотел хоть прикоснуться к женщине, а Ираида приговаривала: "Я вся ваша, мальчики!

Итак, на тайшетской пересылке мы чинили рукавицы, слушали разные истории - лагерные и нелагерные, а иногда и стихи. Огромное количество стихов знала ленинградка Лидия Васильевна. Стихи - любимое развлечение и утешение лагерной интеллигенции. Лидия Васильевна читала и свои собственные сочинения, в которых фигурировал какой-то "Альберт-баронет". И весь облик ее был изысканный и почтенный. Я как-то сказала ей, что совсем не думаю о конце срока, ведь 18+25 будет 43, - ужас! Она возразила: "Почему же ужас? Вот мне 43 года, это не старый возраст"[1]. Через какое-то время, когда Лидия Васильевна была на рабочей колонне, к ней приехал на свидание муж, инженер из Ленинграда, но свидания, конечно, не дали. Инженер (не Альберт ли баронет?) залег в канаве у дороги, по которой строем ходили заключенные на работу, и пытался высмотреть свою жену. Но жену за зону не отправляли, она была инвалидом, ходила с палочкой.

В лагерях любили больше всего стихи Гумилева за их романтику, красочность. Любили Блока. Очень популярно мандельштамовское "За гремучую доблесть..." Об этом поэте я раньше не слышала. Со своей стороны, я пыталась привить публике любовь к Некрасову, но это плохо удавалось.

Я узнала много новых песен. Главное сокровище в этом жанре ждало меня впереди, когда я познакомилась и, по возможности, сблизилась с представительницами самого многочисленного контингента в лагере - западными украинками.

Комментарий

----------

[1] Конец своего срока я отпраздновала 7 февраля 1976 года.