Конец света без конца. Апокалипсис Средневековья

В связи с шестидневным творением мира новый смысл обретала и заклятая шестёрка в числе зверя. Ириней полагал, что мир, созданный за 6 дней, должен просуществовать 6000 лет. Соответственно число зверя, составляющее «шесть раз сто, шесть раз десять и шесть единиц» символизирует полное восстановление Антихристом всего отступничества, бывшее в течение 6000 лет бытия мира: «И потому в грядущем звере будет восстановление всего нечестия и всякого коварства, чтобы вся богоотступническая сила, собравшись и заключившись в нём, ввержена была в печь огненную. И кстати его имя будет иметь число 666, потому что он восстановляет в себе самом все смешение зла, бывшее пред потопом и происшедшее от ангельского отступничества»¹⁵. В толковании многих средневековых богословов число 666 символизирует троекратное провозглашение творения без субботы и мира без Творца, что означает тройственное и окончательное отречение от Бога.

Победа над дьявольскими силами и грёзы о тысячелетнем царстве праведников были чрезвычайно популярны и основывались на буквальном прочтении Откровения: «Они ожили и царствовали со Христом тысячу лет» (Откр. 20:4). Мысль об этом тысячелетии повторяется в 20 главе целых шесть раз. Однако мнение отцов церкви расходились в интерпретациях деталей: до или после Воскресения наступит век благодати, до или после Суда и т. д.

Впервые в богословии александрийской школы Откровение перестало восприниматься как пророчество о тысячелетнем царстве на земле. Ориген и Климент предлагали аллегорически толковать произведение, сместив акцент на духовную жизнь христианина не в будущем, а в нынешнем веке. Богослов Тихоний в своих фрагментарно сохранившихся толкованиях отказался от понимания тысячелетнего царства как периода, следующего за Вторым пришествием Христа. Именно Тихоний, повлиявший на учение Августина, трактовал тысячелетие как период существования на земле Церкви, начало которой уже положено спасительными событиями распятия и воскресения Христа. Вслед за этой мыслью Блаженный Августин полагал в 20 главе «О граде Божьем», что тысячелетнее царство праведников – это и есть уже существующая Церковь, таким образом, Страшный суд – это крестные муки и смерть Христа, после чего для поверивших в него, а, следовательно, и спасённых, начинается эпоха Царства Христова в этом мире, в том времени и истории, которые проживаются человеком.

По мере ослабления гонений на христиан, утверждения Церкви и её полного признания, угасает также и интерес к Апокалипсису. К V веку восточные отцы церкви усомнились в самой каноничности текста, ставшего в православии менее популярным, чем на западе, где патристы отказались от милленаризма и идеи о Конце света как о прогнозируемом скором будущем.

Хотя текст Иоанна Богослова отнюдь не утратил привлекательности в глазах западного теолога, прочитывался он в символическом ключе или же как аллегория духовной жизни и становления христианина. Концептуально в Апокалипсисе обнаруживалась связь с проблемами индивидуальной души и путями персонального спасения в рассуждениях Беды Достопочтенного, Беата Лиебанского, Амвросия Аутперта, Гаймона Осерского. Средневековые интеллектуалы постоянно обращались к Апокалипсису за вдохновением, появлялись всё новые трактовки. Одни считали Откровение единственным текстом, написанным самим Христом, другие же – важнейшей книгой всего христианского учения¹⁶, «цветком теологии»¹⁷.