Под знаком катаклизмов проходил XIV век: начавшийся в 1315 году «Великий голод» сменяется чумой, в Италии шла вражда гвельфов и гибеллинов, во Франции – «Столетняя война», в Восточной Европе – татаро-монгольское иго. Бедствия понимались как апокалиптические кары, в связи с чем возникали своеобразные религиозные течения и доктрины. Весть об очередной катастрофе, разнесённая по городам и сёлам, провоцировала вспышки и глубоко христианских, и антихристианских верований, нередко становящихся причиной коллективных психозов, которые выражались, с одной стороны, в предельной набожности и аскезе, а с другой – в шабашах, экстатических плясках и массовых убийствах евреев. Воскресли старинные суеверия, табуированные церковью: заговоры, магия, ведовство, чародейство, колдовство, – дьявольское с новой силой хлынуло в мир повседневности, маня искусом на каждом шагу; а неистовой реакцией на всё это безобразие, в свою очередь, становились религиозные крайности.
Чума, войны, проповедь Флорского, предсказывающая пришествие Антихриста и скорый Страшный суд – повлияли на возникновение движения флагеллантов (бичующихся), вызывавшее религиозный экстаз у городской толпы (лат. flagellare – хлестать, сечь, бить, мучить). Члены этой секты объединялись в группы до нескольких тысяч человек и устраивали показательные шествия. Одетые в чёрные плащи и капюшоны, с низко надвинутыми на глаза войлочными шапками, в ходе процессий они охаживали свои тела бичами, истязая плоть и предавая себя мучениям, которым подвергался перед распятием Христос. Посредством такого умерщвления плоти они жаждали добиться благоволения и прощения Создателя (поскольку сам Христос прогневался на человеческий род за грех) и прекращения голода, эпидемий и бед. В годы буйства «чёрной смерти» это движение достигло небывалого размаха. Флагелланты полагали, что Божий гнев столь велик, что человечество будет стёрто с лица земли. Ожидались самые разные кары: и нашествие диких зверей, и набеги язычников63. В 1360 году некий Конрад Шмид провозгласил себя Енохом (ветхозаветный персонаж) и наследником всей церковной власти. Его анархистские последователи отказывались принимать авторитет как католической церкви, так и светских правителей. Возмутители спокойствия шествовали по всей Европе, вырождаясь в ересь и сектантство.
Рис. 64. Ангелы смерти обращаются во всадников в броне огненной, гиацинтовой и серной; головы их коней подобны львиным, изо рта их выходит огонь, дым и сера. От этих трёх язв погибает третья часть людей. (Откр. 9:17–20). Подобная демоническая иконография характерна для средневекового изображения арабов, иудеев, нехристей. Biblioteka Uniwersytecka w Toruniu. Rps ms 64/III, р. 353.
Помимо них были и другие фанатики: «одетые в белое» (от лат. albati), известные также и под своим итальянским именем bianchi, – пытавшиеся остановить чуму подвигами веры[14]. Бьянки обвиняли в грехе церковь и её служителей за корысто- и властолюбие, а также требовали «нищего папу», полагая, что Господь карает свой народ из-за стяжательства церкви. Широкое распространение получил в XIV–XV вв. такой психотический феномен, как хореомания (или безудержные пляски): тысячи человек вихрем проносились в едином танце по городам Европы64.
Однако этот же XIV век вошёл в анналы европейской культуры под именем итальянского предвозрождения, когда творили Данте Алигьери (1265–1321 гг.), Джованни Боккаччо (1313–1375 гг.) и Франческо Петрарка (1304–1371 гг.), – в эпоху кризиса великие итальянские гуманисты возвращали интерес к человеку.
Итальянские образы Страшного суда и Апокалипсиса складывались не без влияния византийской живописи. В выразительной и монументальной мозаике флорентийского баптистерия Сан-Джованни представлена вся космогония христианского мира (1260–70 гг.). Под грандиозной фигурой Христа-пантократора вершится Страшный суд. Слева – праведники, а справа от его стигматизированных ступней – Коппо ди Марковальдо создал образы ада: злодеи горят в огне, жарятся на вертелах, побиваются камнями, их кусают змеи, грызут и пожирают отвратительные чудовища во главе с сине-зелёным дьяволом (см. рис. 65). Стилистика мозаики связана с поздневизантийской живописью, в то время как современник Марковальдо, Чимабуэ, обращался к более ранней традиции.