Конец света с вариациями

И с каждым шагом им делалось все легче и легче – как всякому, кто ищет крайнего и с восторгом его находит. Наконец они рассмеялись.

– А все-таки хороший был проект, – с некоторым сожалением сказал Борис. – Правда, не все мы продумали…

– Ничего на ошибках учатся.

Они переглянулись – и обоим стало ясно, что настоящий, во всех мелочах просчитанный конец света у них еще только впереди.

Юлия Зонис Это конец, света!

– Бляха-муха, – мрачно сказал Епифаныч.

Неизвестно, бляхой ли была эта муха. Скорее она смахивала на уродливую саранчу с шестью железными крыльями и (почему-то) комариным хоботком. Епифаныч встряхнул банку. Муха внутри загремела, ударяясь о стенки. Звук напоминал клацанье металлических зубов или мерную поступь римских легионов по мощеному тракту. И пыль, пыль, пыль…

– Товарыщ, это как, закусь? – иронически предположил Лаврентий.

Он присел рядом с Епифанычем на облако и, свесив ноги в хромовых сапогах, уставился на землю внизу. Земля линяла. Зимняя ее шкура, белая и пушистая, облезала, обнажая грязные подпалины. Но кое-где рощи уже обметало зеленой дымкой будущей листвы. Весна. Даже здесь, на облаке, остро пахло сыростью, бензином и собачьими какашками, вылезшими из-под талого снега.

– Сам ты закусь, – угрюмо отозвался Епифаныч.

Епифаныч было не настоящее его имя. Когда-то его звали иначе. Возможно, Азраилом или Абаддоном, или еще одним из древне-жидовских имен, которые нынче не в чести. Но сейчас все как-то привыкли звать неудачливого ангела Епифанычем. Он пил горькую с декабря. И закусывал саранчой, хотя и скрывал последний факт от более удачливых коллег.

Лаврентий был не коллегой, а, скорее, консультантом по рабочим вопросам. От консультаций его, однако, проку было ничуть не больше, чем от пресловутой саранчи.

– Небесный огонь пробовали? – поинтересовался Лаврентий, извлекая из тесного френча непонятно как уместившуюся там бутылку армянского коньяка.

Протерев очочки, он внимательно оглядел саранчу в банке, облако и Епифаныча, покрутил коротким носом и полез в карман. Оттуда появились пузатенькие стеклянные стопки и белоснежный платок. Платком Лаврентий протер стопки и, кажется, не прочь был бы протереть и облако, и самого Епифаныча, однако мрачный взгляд собеседника удержал его от этого поступка.

– А то как же, – ядовито отозвался Епифаныч, почесав поросшее черными перьями крыло.

В те времена, когда Епифаныч был Азраилом или Абаддоном, его черные крылья, вероятно, навевали на смертных восторг и ужас. Сейчас Епифаныч здорово смахивал на облезлую ворону, а коллеги, ухмыляясь уже в открытую, приветствовали его фразочками типа: «Ой, позырь-ка, брат Даниил, грачи прилетели. Весна не за горами!» Нахохлившись, Епифаныч уставился на пузырь.

– Небесный огонь, совмещенный с человеческими представлениями об агрессивных пришельцах. Вон, – он ткнул пальцем с заскорузлым ногтем туда, где, предположительно, находился Челябинск. – Вон где мой огонь и мои пришельцы. Хоть иди и обломками торгуй… А все Михаил, сквалыга проклятый: «Вот тебе, мол, колесница Илии, почти что новая, только гаек пару подкрути…» Подкрутили!

В голосе Епифаныча прорезалась тысячелетняя горечь. Ну как же, Михаил, небесный архистратиг, весь в белом, а как мусор за ним подбирать – это все ему, противному и чернокрылому…

– Это вы погодите, товарыщ, – сурово оборвал его консультант Лаврентий. – Это вы не ту линию гнете. Пораженческую гнете линию. Товарыщи из Мексики должны были оказать нам свою революцыонную, так сказать, эсхатологыческую поддержку…

– Иди, друг, сам ищи своего Тескатлипоку! Они с Кукульканом и этим… как его… с большим членом который… Тельпочтли, во! – нефть в Мексиканском заливе ищут! И, говорят, уже нашли, после того как там два американских танкера затонули…

– Гнилые буржуазные ценности подорвали революционный дух наших мексиканских товарыщей, – сокрушенно заметил Лаврентий и разлил коньяк. – Так выпьем же за то, чтобы такие инциденты не подрывали дружбу между нашыми великыми народами!

– Гамарджоба, генацвале, – уныло отозвался Епифаныч и одним махом опрокинул в себя стопку.

Сунув грязную пятерню в банку, он вытащил бляху-муху и сочно ею захрустел. Лаврентий извлек откуда-то огромный, бордовый помидор сорта «бычье сердце» и впился зубами в ароматную мякоть. Некоторое время на облаке царило молчание. Ветер доносил с земли запах прели, навоза и свежей листвы.

Аккуратно положив надкушенный помидор на платок, Лаврентий продолжил расспросы:

– А почему бездействуют товарыщи с Севера? Насколько я помню, согласно утвержденной программе они должны были поставить нам волка Фенрира и ынеистых великанов. Где волк Фенрис и ынеистые великаны? Почему зима Фимбул не наступает в соответствии с намеченными сроками?

Слишком воспитанный, чтобы ткнуть пальцем, Лаврентий указал подбородком на парящую внизу землю.