В «адлере» господствовал дурман. Три человека, сидящие сзади, выделяли острый запах. Знал его и Мок, и Смолор. Так пах пот допрошенных и запуганных. Подобным запахом било от обвиняемых в зале суда. Так воняли люди, которые вели на смерть. Мок остановил машину под домом на Антониенштрассе, 27. Он открыл ящик и передал его Смолору.
— Берите, Смолор, шприцы и оставьте на них лапы Хокерманна, — сказал он, выходя из машины.
Смолор вложил руку в ящик и почувствовал формы круглые и скользкие или круглые и ячеистые. Он предположил, что первые — шприцы, а вторые — фонарики. Он оглянулся назад и посмотрел на заткнутых и связанных заключенных. Барон дрожал и выпучивал глаза, Софи, покрытая дерюгой, найденной на складе Вирта, сидела спокойно с опущенными веками, Хокерманн напрягал мышцы, а его мимические морщины сжимались и спазмировали. Смолор схватил его за плечо и с трудом повернул в сторону Софи. На ее грудь приземлился потный лоб Хокерманна. Смолор натянул перчатки глубоко на пальцы, левой рукой потянулся за шприцами, правой — к привязанной к плечу руке заключенного. После нескольких неудачных попыток зажал на шприцах его распухшие синие пальцы. Когда он это делал, заметил, что кляп Хокерманна влажный, а затем начинает на нем появляться какая-то жидкость.
— Твою мать! — вздохнул Смоляр. — Его вырвало, сукин сын. Теперь он задохнется…
Смолор бросил шприцы в ящик и вырвал у Хокерманна кляп. Он ошибался. На губах заключенного была эпилептическая пена. Хокерманн сложился пополам, положил голову на колени Софи, вытянулся и начал биться. Стекло изнутри покрылось паром. Мок, увидев раскачивающуюся на рессорах машину, открыл дверь со стороны Хокерманна и вытащил его на снег.
— Закрой дверь, — крикнул он Смолору, не желая видеть уставленные на себя глаза Софи.
Смолор сделал, что ему сказано, и подбежал к Моку. Он пытался засунуть узнику в рот свой кошелек, чтобы он не прокусил языка. Внезапно Хокерманн открыл глаза и рассмеялся.
— Как раз происходит последнее убийство перед появлением пророка, — сказал он тихо Моку. — Там, это там! Он идет! — заорал он и бросился вдруг всем телом в сторону двери в особняк.
— О, ах ты, — вздохнул Смоляр и засунул кляп в рот Хокерманна. Он схватил его за плечи и, с трудом сохраняя равновесие, открыл дверь машины и втолкнул тело внутрь.
Сквозь падающий легкий снег дошел знакомый всем звук. Часы на ратуше ударили дважды. Мок, услышав это, застыл.
— Половина восьмого! — крикнул он Смолору. — Тогда купец убил! Пошли! Проверяем все квартиры! Начинаем сверху.
Полицейские ворвались в дом и зажгли свет в коридоре. Их тяжелые, облепленные снегом сапоги стучали о деревянные ступени лестницы. Из-за встреченных дверей доходили менее или более веселые звуки. Звуки жизни. Мок приложил ухо к каждой и дышал с облегчением. Они стояли на последнем этаже.
— А там только чердак, — Смолор указал рукой вверх.
Мок начал медленно входить. Свет преломлялся на этажах и подъездах. До чердака добирались его ничтожные остатки. Мок двигался очень медленно, тщательно пробуя ботинком каждую ступеньку. Там, куда он дошел, было совсем темно. Он поднял ногу и двигал ее в воздухе, ища очередную ступеньку. Вдруг он услышал приглушенный стон. Из одного кармана пальто достал револьвер, из другого — зажигалку. Он посмотрел вниз и увидел, что нога держится на чьем-то животе. Наклонился и в мерцающем газовом свете огонька увидел бледное лицо Майнерера. Он преступил через него и подошел к двери. Из квартиры не доносился ни один звук.
— Они там, — услышал голос Майнерера. — Она и ее любовник.