Конец света в Бреслау (ЛП)

— Правда? Это знаменитый фон Финкл? — Кнуфер собрал в эбеновую шкатулку гору фишек, которые выиграл, после того как дилер объявил «двадцать три красное». Закурил первую сегодня папиросу. — Как вас зовут?

— Рихтер, уважаемый господин…

— Скажите мне, Рихтер, зачем вы это все мне рассказываете? Ведь персоналу казино запрещено разговаривать с гостями! Крупье могли бы водить с игроками в различные сговоры…

— Мне все равно. И так я потеряю эту работу…

— Почему?

— Каждому крупье приписывается один и только один стол. — Рихтер по привычке закрутил рулетку, хотя Кнуфер больше уже не выказывал желания продолжать игру и, выпуская дым из сигары, пытался засунуть шкатулку в карман пиджака. — Мой стол считается плохим и никто с ним не играет. Если никто не играет, я не получаю чаевых, а ведь с чаевых живу, потому что наша зарплата… Простите, я не хотел ни о чем вас просить.…

— Вот сегодня твой стол уже feralny не плохой. Я за ним много выиграл. — Кнуфер отсчитал десять фишек и всунул их в карман фрака крупье. — Если хочешь получить больше, намного больше, сообщи мне обо всем, что делает эта блондинка со своим маленьким пидором.

Он похлопал Рихтера по плечу и покинул зал, преследуемый взглядами игроков, среди которых блондинка и сопровождающий ее невысокий мужчина произвели впечатление наиболее заинтересованных недавними действиями Кнуфера.

Висбаден, пятница 13 декабря, пять часов дня

Кнуфер поставил фотографию Софи около телефона и осмотрел комнату. Куда только переносил взор — или на стену, обитую бледно-голубыми обоями в цветочек, или на испещренный трупами мух потолок, или на ширму, отделяющая железную кровать от умывальника — везде видел ее лицо, которое исчезало в инвертированных, черно-бело-серых мрачных оттенках.

Кнуфер почувствовал беспокойную неуверенность и потянулся у подпрыгивающей на рычаге трубке телефона. Он приложил ее к уху и услышал гессенский диалект телефониста, сообщающего, что только что был сделан звонок на вроцлавский номер 6381. Через некоторое время до него донесся спокойный голос абонента № 6381, который делал длительные паузы между словами, издавая из себя звуки, напоминающие пыхтение трубки.

— Добрый день, герр криминальдиректор, — Кнуфер, прижав к уху трубку наушника, приблизил голову к микрофону. — Я нашел ее. Она в Висбадене под именем Изабель Лебецайдер в компании некого Бернарда Финкельштейна. Да, я знаю о нем немного. Как я узнал об этом? У меня есть коллеги в Берлине, а телеграф работает быстро. Финкельштейн был в начале двадцатых известным режиссером… Правда, уверяю вас! Вы знаете имя Бодо фон Финкл? Конечно, это он самый. После периода славы он попал в какие-то неприятности. Был на заметке в берлинской полиции, в отделе нравов, как маниакальный игрок. Подозреваемый в съемках порнографических фильмов. Тут, в Висбадене, играет очень резко и выигрывает горы денег. Софи Мок, или Изабель Лебецайдер, очевидно, его хорошая муза.

— Прошу меня теперь внимательно выслушать, — Кнуфер услышал треск спички и почти почувствовал аромат табака «Австрия». — Вы должны изолировать эту женщину.

Голос умолк. Молчал также Кнуфер.

— Вы не понимаете? — забулькала слюна в чубуке. — Вы должны ее похитить и укрыть на месяц, два. До дальнейших распоряжений. Расходы не играют никакой роли.

— Я вас очень хорошо понял, директор Мюльхауз, — Кнуфер повесил трубку.

Висбаден, пятница 13 декабря, семь вечера

Крупье Рихтер с радостью подтолкнул огромную кучу фишек к безупречно белой манишке фон Финкла. Режиссер не выказал никакого чувства, вкрутил турецкую папиросу в длинный мундштук из слоновой кости и подал его своей светловолосой спутнице. Софи приняла его с задумчивостью и медленно подняла веки. Зеленое пламя ее глаз облизало собравшихся вокруг стола мужчин. Из-под рукавов смокингов выдвинулись несколько белоснежных манжет, зашумевшие бензиновые зажигалки в наманикюренных пальцах. Софи обняла ладонью в кружевной перчатке пухлые красные пальцы, в которых чуть не пропал блестящий конус, щелкающий голубоватым пламенем. Владелец пальцев был этим прикосновением так взволнован, что не чувствовал почти никакой боли, какой палил разогретый металл.

За столиком Рихтера играл только фон Финкл. Это был единственный занятый столик в казино. Все остальные были свободны, потому что сидящие рядом с ними до недавнего времени гости теперь окружали столик Рихтера. Крупье переживал ярко свой великий день и благословлял миг, когда фишки Кнуфера попали в нанесенную на зеленом сукне красно-черную клетку. Первая из них была началом большой серии Кнуфера, о которой говорили все, последняя — привлекла к этой игре Бода фон Финкла, который уже несколько часов окончательно подтвердил против всех гостей и персонала казино, что злые слухи, окружающие столик и остерегающие от него игроков, были глупым заблуждением, выдуманным, как считал Рихтер, завистливыми коллегами крупье.

Большая толпа сгущалась вокруг стола и почти не позволяла дышать крупье, игроку и блондинке-богине азарта.