Конец тьмы

Он шипел, словно гадюка. Вышел мальчик и помог мне с чемоданами. Когда мы возвращались к машине, я заметил:

– Если вы хотите, чтобы я действовал так...

– Вы не сможете, – сказала Кэти. – Вы не знаете, чего ожидать. Я все время следила за его глазами.

Эти ее слова оказались последними в первый день нашего пребывания в Мексике. Я решил, что ненавижу Кэти (наверно, подопытные собаки тоже ненавидели Павлова). Я чувствовал себя так, словно меня вываляли в грязи. Она знала, как можно повелевать мною, как унизить мое мужское достоинство, как сделать меня своей вещью. Она выпачкала мой образ, который сложился в моем воображении, – умного, немного наивного, слегка мрачного, агрессивного, обаятельного молодого человека, отправившегося в безумное путешествие в надежде наставить рога мужу-режиссеру, рыхлому, бело-розовому Джону Пинелли.

В мотеле был бар, в котором я напился. Я врал, как Мюнхгаузен, двум студенткам из Техасского университета, отдыхающим на весенних каникулах. Мне удалось завлечь к себе в номер одну из них, ту, которая была крупнее. Я прихватил бутылку. Опьянев, я сказал себе, что она будет превосходным лекарством от того, что сделала со мной Кэти. Девушка оказалась проворной и мускулистой. Спокойно она выносила только невинные ласки, а чуть что начинала извиваться и хохотать, как сумасшедшая, выставляя при этом твердые коричневые локти и колени. После того как я кончил с ней, я чувствовал себя так, будто скатился с длинной лестницы.

К 10.30 мы выехали из мотеля. У меня болела голова. Джон Пинелли простыл. Кэти надела белые шорты, черную блузку, красные сандалии и солнцезащитные очки в белой оправе.

Я поклялся, что не позволю ей опять играть в эту отвратительную игру. Буду мужчиной, а не дрессированным животным... Так я пытался объяснить свое желание остаться с ней. Я ждал случая дать ей отпор, но в наш второй день в Мексике ничего не произошло. Мы остановились в четыре тридцать. До Мехико оставалось полдня езды. Мотель не отличался от того, в котором мы отдыхали прошлой ночью. Кругом благоухали мартовские цветы, наполняя воздух сладким, вызывающим тошноту, запахом.

Вечером я встретил Кэти. Я направился в свою комнату, а она в бар. Кэти шла по узкому проходу, с одной стороны огражденному стеной, а с другой – большими арками. На ней было хлопчатобумажное платье в смелую широкую полоску. В полумраке в ее волосах будто светилось расплавленное серебро.

– Кэти, – сказал я. Она слегка кивнула и попыталась обойти меня, но я расставил руки на всю ширину прохода. Слегка наклонив голову и сложив руки на груди, Кэти смотрела на меня устало и терпеливо. Кэти Пинелли была хрупкой, но высокомерной женщиной. Внезапно я почувствовал все свое ничтожество, неуклюжесть и неуверенность.

– Я сама во всем виновата, но вы надоели мне, Кирби, – сказала она. – Не могли бы вы, дорогой, забыть об этом?

– Скажите: почему? Я просто хочу знать причину.

– Здесь не может быть никаких «почему». Даже если бы у меня были слова, все равно бы не было никаких «почему». Однажды я швырнула в камин картину, за которую Джон заплатил десять тысяч долларов. Он не спросил, почему я это сделала. По одной прихоти я совершала такие поступки, от которых ваше детское личико позеленело бы, мой милый. Я и сама не спрашивала у себя причины. О Боже, разве вся наша жизнь мотивирована? Вы сами захотели следовать за нами. Вы пригласили себя сами. Мы оба знаем, что вы шалунишка. Кто-нибудь вас спросил: «почему?» Так что и вы больше не приставайте ко мне со своими вопросами.

– Вы думаете, что мне приятно выслушивать это, Кэти?

– Мне наплевать, я не любопытна. Я не страдала от любопытства ни прежде, ни сейчас.

– Джон, вероятно, спит. Почему бы вам не зайти ко мне, Кэти? Она прикрыла рукой зевок. Я не мог понять, притворство это или нет. В любом случае Кэти причинила мне боль.

– Я должна вам что-нибудь? – В ее голосе прозвучал гнев. – Мальчик, если вы собираетесь искать логику в сексе и дальше, наполучаете шишек на свою детскую головку, поверьте мне. У вас нет на меня ни малейших прав, Стассен. Я вам ничего не должна, студент. В ваши обязанности входит лишь вести машину. И если вам так нужна причина моего поступка, можете просто думать, что леди заскучала в поездке. А если вас интересуют мотивы, то становитесь психоаналитиком и открывайте свое дело.

– Я – человек, Кэти. Я не вещь и не подопытный кролик. У нее был такой вид, словно меня здесь не было. Внезапно Кэти блеснула своим актерским искусством: в ее лице появилось хорошо разыгранное сострадание.

– О, я причинила вам боль, мой дорогой? О Боже, какая я глупая! Какая жестокая, бессердечная эгоистка! Клянусь, моя любовь, это больше никогда не повторится.

Она нырнула под моей рукой и быстро пошла по проходу. Я рванулся было за ней. Кэти оглянулась со злобной насмешливостью, еще сильнее вильнула бедрами и исчезла за углом.

Этого больше не случится. Я знал, что этого не случилось бы вообще, если бы их отношения не изменились так резко и бесповоротно в Ларедо, в этом отвратительном и грязном пограничном городке.