— Когда мы шли, я кричал: «Не стрелять, мы парламентеры!» Наши мне не ответили. Русский майор тянул провод для связи. На углу Принц-Альбертштрассе он был обстрелян с немецкой стороны. Его ранило в голову. Я стал кричать, чтобы не стреляли. Сам пошел с кабелем. Полковник фон Дуфвинг снял шинель и оружие и направился с белым флагом вперед. Обстрел продолжался. Ранило несколько русских солдат и офицера — командира роты: они стояли неподалеку, ожидая связи. Но ее нет до сих пор. Со стороны русских она включена, а с нашей стороны — нет. Вероятно, боевая группа не была информирована. Что же теперь делать? Ждать связи или возвращения полковника? Русские сказали, что с их стороны полковнику будет обеспечено беспрепятственное возвращение.
— Вернитесь и обеспечьте переход полковника обратно, — распорядился Кребс. — Кто стрелял?
— Должно быть, снайпер. Русский майор, очевидно, умрет. Жаль...
Отыскали на карте улицу Принц-Альбертштрассе. Смотрим.
— Тут отель «Эксцельсиор», — показывает переводчик. — Тут мы кричали, тут стрелял наш снайпер. Русские не стреляли по всему участку.
Отметили на карте три квартала. Телефонный звонок из нашего батальона: немецкий полковник перешел к немцам, но связи пока нет.
— Идите, — говорю я переводчику.
Он просит мегафон и белый флаг.
Получив их, четко повернулся, руку вверх, поклон нам — и ушел.
Командующий артиллерией генерал Пожарский отдает приказ не вести огня на 35-м участке — от озера и до зоологического сада, вплоть до Фридрихштрассе: здесь пройдут парламентеры.
Немного погодя Кребс говорит:
— Первое мая у вас — большой праздник.
— А как же нам не праздновать сегодня — конец войны и русские в Берлине.
— В сорок первом году я был в Москве. Я уже говорил, что имел честь быть заместителем военного атташе. Во время парада стоял на трибуне, возле Мавзолея...
После завтрака дали связь с имперской канцелярией. Генерал Кребс приободрился, просит точно записать все пункты капитуляции, предъявленные советским командованием. Берет в руки трубку и начинает говорить. Подчеркивает пункт: по радио будет объявлено о предательстве Гиммлера. Геббельс ответил, что требует возвращения генерала Кребса и тогда лично все с ним обсудит. Мы даем согласие.
Затем Кребс еще раз прочел свою запись наших условий капитуляции:
«1. Капитуляция Берлина.
2. Всем капитулирующим сдать оружие.
3. Офицерам и солдатам, на общих основаниях, сохраняется жизнь.
4. Раненым обеспечивается помощь.
5. Предоставляется возможность переговоров с союзника ми по радио».
Мы разъясняем:
— Вашему правительству будет дана возможность сообщить о том, что Гитлер умер, что Гиммлер — изменник и заявить трем правительствам — СССР, США и Англии — о полной капитуляции. Мы, таким образом, частично удовлетворим и вашу просьбу. Будем ли мы помогать вам в создании правительства? Нет. Но даем вам право сообщить список лиц, которых вы не хотите видеть в качестве военнопленных. Мы даем вам право после капитуляции сделать заявление Союзным Нациям. От них зависит дальнейшая судьба вашего правительства.
— Список лиц, находящихся в Берлине, который мы дадим, не будут рассматривать как список военнопленных?
— Это обеспечено. Офицерам сохраним звания, ордена, холодное оружие. Мы даем право представить список членов правительства, право связи с Деницем итак далее. Но все это после капитуляции.
— С целью образования общего легального правительства Германии?
— Только для заявления и связи с правительствами государств нашей коалиции. Их дело решать, как будет дальше.
— Итак, после капитуляции советское радио даст сообщение о смерти Гитлера, о новом правительстве и о предательстве Гиммлера?..
Он заверил, что постарается обо всем быстро договориться.
13 часов 08 минут.
Кребс ушел. Парламентер от руководства третьего рейха не согласился на капитуляцию, не захотел приостановить разрушение Берлина и прекратить напрасные жертвы с той и другой стороны, включая мирных граждан.
Чего он хотел от нас, от советского командования, правительства? Перед тем как уйти, Кребс что-то долго собирался и даже два раза возвращался уже с лестницы: сперва он позабыл перчатки, которые положил на подоконнике вместе с фуражкой; однако фуражку-то он надел, а вот перчатки не взял. Второй раз Кребс вернулся под предлогом, что забыл полевую сумку, которой у него вообще не было. Он уверял, что принес в ней документы от Геббельса и Бормана, хотя — я хорошо это помню — доставал бумаги из бокового кармана.
По его глазам и поведению было видно — генерал колебался: идти ему обратно в пекло или первому сдаться на милость победителя. Возможно, ждал, что мы объявим его пленником, с чем он, возможно, охотно согласился бы.
Но зачем нам такой пленный? Целесообразнее было, чтобы он возвратился назад, так как мог повлиять на прекращение кровопролития.