Конец вечного безмолвия

— Трудящихся! — поправил Мандриков.

— Да-да, и трудящихся! — быстро согласился Волтер. — Надо и представителей имущих классов привлекать. Тех, которые осознали справ: дли-вость нашего дела и перешли на нашу сторону. Особенно образованных и грамотных. Тренев — человек демократически настроенный. Он терпел оскорбления от Громова! Если мы привлечем Тренева в следственную комиссию, никто не обвинит нас в диктаторстве и узурпаторстве…

При голосовании Мандриков и Титов прошли единогласно, а против Тренева голосовали трое — Мальсагов, Фесенко и Булатов.

— Товарищи, — обратился Мандриков к членам ревкома. — Нам предстоит большая и тяжелая работа. Экспроприация, то есть изъятие товаров и ценностей из рук торговцев в народное пользование. Укрепление нашего влияния на всем пространстве Чукотки… Пусти нас мало сегодня, но завтра будет больше. В скором времени трудящиеся Камчатки установят и на своем полуострове советскую власть. А до той поры нам надо держаться!

Тренев воспрял. Куда делся его бледный, чахоточный вид! Он важно шествовал по анадырским улицам, улыбался всем, говорил ласково и даже несколько нравоучительно.

Обеспокоенная этим Агриппина Зиновьевна пыталась его утихомирить:

— Ну, что может быть общего у тебя с этими голодранцами? Погляди на них! Вот увидишь — завтра они в этот ревком введут нашу бывшую служанку!

— А что? — подняв брови, ответил Тренев. — Вполне может и такое случиться. Говорят, она оказывала революционерам большие услуги и устроилась-то работать в канцелярию, чтобы переписывать секретные документы.

— Да что ты, господь с тобой! — воскликнула Агриппина Зиновьевна. — Чтобы Маша писала!

— Да, вот именно так, дорогая, — усмехнулся Тренев. — Писала. Не забывай, что она из королевского стойбища. Мы еще ничегошеньки не знаем о здешних жителях. Может быть, у них какая-нибудь тайная гимназия в стойбище? Сказывали же, что в тамошних стойбищах живет человек, который изобрел чукотскую письменность. И, насколько мне помнится, он близкий родственник нашей Маши.

— О боже! — простонала Агриппина Зиновьевна. — Голова кругом идет. А притворялась!

Кто-то тихо скребся в дверь.

Агриппина Зиновьевна вышла в сени. — Кто там?

— Это я, — ответил женский голос. — Евдокия Павловна…

— Впусти ее.

Женщина сразу горячо зашептала:

— Вы не беспокойтесь — никто не видел, как я к вам вошла. Не бойтесь! — Евдокия Павловна тяжело опустилась на стул. — Иван Архипыч, дорогой, я знаю, что вы не очень хорошо относитесь к Иннокентию Михайловичу, но все знают вас как глубоко порядочного человека… Мой Кеша… — Евдокия Павловна достала кружевной платочек. — Мой Кеша столько страдал… Вот я вам принесла.

Женщина долго копалась в своих многочисленных юбках, пока не извлекла довольно объемистый сверток.

— Что это? — испуганно спросил Тренев. — Тут золото, валюта…

— Да за кого вы меня принимаете, Евдокия Павловна! — с возмущением воскликнул Тренев.

— На сохранение, на сохранение, — торопливо произнесла Евдокия Павловна. — Со дня на день у меня могут обыск сделать…

Агриппина Зиновьевна незаметно кивнула.

— Хорошо, Евдокия Павловна, — сказал Тренев. — Я возьму этот сверток.

— Вот-вот, Иван Архипыч! Пусть будет так… — Евдокия Павловна еще раз промокнула глаза и высморкалась. — Я знаю, что новые власти назначили вас в следственную комиссию.

— Но я только член комиссии, — возразил Тренев. — Со мной консультируются только по правовым вопросам, имеющим специфическое профессиональное значение!

Тренев говорил важно, растягивая слова. Сверток был довольно увесистый: видно, там было немало драгоценного металла.

— Да-да, — торопливо согласилась Громова. — Но все-таки, как человек добросердечный, сострадательный…

— Куда бы мне это спрятать? — в задумчивости произнес Тренев. — Боюсь, заховаю так, что потом сам не найду…

— И пусть, пусть, — замахала руками Евдокия Павловна. — Лишь бы это не досталось большевикам! Хоть в прорубь бросьте.

— А ведь это дельно! — обрадованно произнес Тренев. — Вот уж куда никто не сунется!.. Что же касается вашего мужа, — уже другим тоном произнес Тренев, взвешивая на руке сверток, — я твердо обещать не могу, дело сложное, но все же…

— Да-да, — снова заторопилась Евдокия Павловна. — Что можно, хоть самую малость… Жизнь бы ему сохранили…

Громова вышла в сени. За ней последовал Тренев. Отстраняя женщину, он сначала выглянул за двери. На стене, обращенной к улице, белел большой лист бумаги.

"Воззвание, — прочитал он. — Анадырского ревкома к трудящимся Анадыря и Анадырского уезда!"

Оглядевшись, он выпустил Громову из дома.

— Идите быстрее! — успел шепнуть. Сверток лежал на кровати.

Агриппина Зиновьевна зачарованно смотрела на него.

— Поглядим? — спросила она.

— Погоди, запру дверь, — ответил Тренев.

Расположившись на супружеской постели, занавесив окно, Треневы нетерпеливо развернули сверток. Тут были американские и сингапурские доллары, франки, китайские юани и японские иены…

— А ведь тут и мои денежки лежат, — пробормотал Тренев, собирая в кучу золотые монеты. — Можно сказать — вернули мы свое…

— И с процентами! — зло произнесла Агриппина Зиновьевна.