Конец "Зимней грозы"

Козелков попробовал повести автобус, но для этого требовалось подать его назад. Пока он ругался, ища «скорость», Кочергин поспешил в просторный салон, окна которого были плотно зашторены. Найдя выключатель, огляделся. Прежде всего в глаза бросилась беспорядочная груда красочных иллюстрированных журналов. На обложках эффектные фотографии различных уголков мира с бравыми гитлеровскими вояками на первом плане… Колонны советских военнопленных. Немецкие танкисты на привале в березовом лесочке. Вот во всю обложку — черная от африканского солнца физиономия Роммеля… Каир… Бомбежки советских городов… Немецкие города, чистенькие, нарядные… Щеголеватые эсэсовцы в семейном кругу. Цветы, много цветов… Гитлер… Опять он… Принимает парад, пьет кофе, жестикулирует над картой в группе генералов… Вот он с Муссолини, с Антонеску, принимает Квислинга… Все это — вперемежку с другими журналами и просто фотографиями голых и полуодетых плоскогрудых девиц. Затем аккуратной стопкой — целый тираж портретов Гитлера с его воззванием на обороте, обращенным к окруженным в Сталинграде, в нем фюрер высокопарно поздравлял солдат с вызволением из «котла» и благодарил за мужество. Множество пустых и полупустых бутылок говорило о том, что здесь только что было очень весело. Взломав багажный отсек, лейтенант увидел, что он набит чемоданами. Оставив их без внимания, быстро выдвинул ящики большого стола. В одном обнаружил папку с приказами и стал было их листать, как вдруг заметил на столе, на самом виду, толстую раскрытую книгу. Она оказалась журналом боевых действий 11-го танкового полка. Вылетев из медленно пятившегося автобуса, Кочергин бросился искать Бережнова. Найти его оказалось нетрудно — подполковник и Орлик обходили расположение танков. Увидев журнал и приказы, подполковник хотел было послать за Софьей Григорьевной, но Кочергин попросил разрешения перевести текст. Не очень точно и быстро, но достаточно подробно. Бережнов согласился, и они втроем уселись за стол штабного автобуса, который Миша успел вывести из балки и поставить возле стены двухэтажного дома. Потом взял ППШ Кочергина и вышел подежурить у входа.

— Здесь неинтересно… — перелистывал страницы лейтенант. — Здесь тоже…

— Давай, давай, не тяни! — поторопил Бережнов.

Кочергин полистал журнал, читая фрагменты про себя.

— Вот: «…С помощью силовой разведки, проведенной за несколько дней до начала наступления…» Верно, о нашей разведке боем пишут! «…и хорошо поставленной агентурной разведки русские не могли не составить ясного представления о наших намерениях…» [11]

А вот и двенадцатое декабря! «Почти не испытывая противодействия врага, достигли рубежа шесть километров северо-восточнее Верхне-Яблочного. Часть сил обеспечила стык с двадцать третьей танковой дивизией в районе Тилякова… В обороне русских пробита брешь шириной в тридцать километров…» Дальше пишут о наших якобы колоссальных потерях, но тут же отмечают, что основная цель — захват переправ на Аксае — не достигнута! Ссылаются на обледенелые скаты холмов. Это старый прием! А вот второй день наступления, тринадцатое декабря: «…Переправили через Аксай передовые подразделения. Танк оберста Гюнерсдорфа обрушил переправу. Тягачи его не вытянули. Через сутки строили новую, рядом». Мы с Козелковым слышали! «Решили атаковать Верхне-Кумский теми силами, которые успеют переправиться…» Заспешили, из графика вышли!.. Так, пятнадцатое декабря! Пишут об обстреле нашей артиллерией переправ через Аксай… «Создали плацдарм на правом берегу Аксая глубиной десять километров. Присутствие русских везде…» Теряются в догадках, где наши главные силы: между Рычковским и Доном или правее, против их двадцать третьей дивизии? Да, плохо у них армейская разведка работает! — усмехнулся Кочергин. — Пишут о какой-то там нашей третьей танковой армии. «…Контратака взвода вражеских танков с высоты семьдесят девять и девять два километра северо-западнее Заливского…»

— Так это ж Ибрагимов! — оживился Бережнов. — Теперь интереснее пойдет.

— «…Атака батальонов гауптманов Унрейна и Ремлингера…» Помните, Хаген говорил, это мотопехотные части по ту сторону Аксая? «…на Водянский захлебнулась из-за неожиданно сильного вражеского огня. Ремлингер перешел к обороне и в течение дня подвергся сильным атакам».

— Всыпали, значит, мы им за Аксаем… Признаются!.. — засмеявшись, закашлялся от табачного дыма Бережнов.

— Силен наш генерал! — откинулся назад Орлик, напряженно слушавший перевод. — Вокруг пальца немца обвел! Ну дальше, Юра, дальше давай!..

«Ишь ты — Юра! — удивленно поднял глаза Кочергин. — Посмотрим, надолго ли!»

— «…Утром Водянский взять не удалось, — продолжал он. — Две пехотные дивизии русских, отброшенные от Котельникова, при поддержке частей третьей танковой армии нанесли удар по поселку…»

Бережнов и Орлик грохнули одновременно.

— Ну, Мюнхгаузены! — вытер платком слезу подполковник. — Борзописцы! Если бы у нас еще и танковая армия была, мы Берлин бы взяли! — снова зашелся в смехе Бережнов.

Смеялся и Орлик, и Кочергин.