Письмо архиепископа было передано Муравьевым на рассмотрение митрополиту Иосифу. Тот указал на отсутствие «твердых оснований» для деятельности специального миссионерского общества в Северо-Западном крае[512]. Мнение это в принципе не расходилось с муравьевским[513]. Однако, судя по всему, Антоний все-таки сумел заинтересовать Муравьева в возможностях интервенционистского подхода к проблеме приращения православной паствы. До своей отставки в апреле 1865 года генерал-губернатор успел утвердить несколько предложений подчиненных ему администраторов о массовом «возвращении» в православие так называемых латинизантов (или «упорствующих») — тех католиков, которых православное духовенство объявляло «долженствующими принадлежать к православию». Предыстория муравьевских распоряжений такова. Распря между католиками и православными о конфессиональной принадлежности этих людей началась вскоре после «воссоединения» униатов 1839 года. Согласно правилам, утвержденным Николаем I в 1842 году, к «разбору» оспариваемой паствы приступили особые комиссии из духовенства обоих исповеданий. В категорию «долженствующих принадлежать к православию» включались не только недавно «совращенные» в католицизм, но и те бывшие униаты вместе со всем их потомством, которые перешли в католицизм еще
Но затишье было недолгим. Январское восстание 1863 года, резко усилившее враждебность к католицизму в России, повлекло за собой ревизию достигнутого компромисса. Противники католицизма считали, что прекращение преследований «латинизантов» в конце 1850-х годов произошло «по проискам католической пропаганды». С наиболее примечательным проектом выступил в 1865 году гродненский губернатор И. Н. Скворцов. Он предложил возобновить и расширить работу комиссий по «разбору» паствы. Скворцов подчеркивал, что католическое духовенство деморализовано, а «крестьяне, проникнутые чувством благодарности к Правительству… без упорства могут возвратиться в прародительскую веру». По оценке губернатора, «наибольшее число лиц, остающихся неправильно в католицизме, происходит от смешанных браков», то есть браков католиков с православными или бывшими униатами, и на них-то следовало сосредоточить усилия[515].
Проблема смешанных браков в начале и середине 1860-х годов интенсивно обсуждалась в высшей бюрократии. Ряд ее представителей, ссылаясь на принцип религиозной терпимости, выступал за пересмотр закона 1832 года, который требовал всех детей от брака православного (православной) с лицом другого христианского исповедания крестить в православии. В марте 1865 года министру внутренних дел П. А. Валуеву, несмотря на сопротивление Синода, удалось провести закон, значительно смягчавший упомянутое требование применительно к православно-лютеранским бракам в Остзейском крае. В Западном крае, где среди смешанных браков преобладали браки между православными (в большинстве бывшими униатами) и католиками, речь о подобном послаблении не заходила, ибо после 1863 года власти все больше опасались православнокатолических союзов. Впрочем, как отмечает Верт, страх «совращения» в католицизм внутри семьи уживался с ранее сложившимся оптимистическим воззрением властей на смешанный брак как инструмент обрусения[516]. Разумеется, те, кто разделял эту надежду, были наиболее склонны к ужесточению правовых норм, обязывающих супругов в смешанном браке воспитывать детей в православии. План губернатора Скворцова показателен для данной тенденции. Не желая поощрять появление новых биконфессиональных семей, он предлагал выявить по возможности больше браков, уже давно состоявшихся, которым можно было бы приписать статус смешанных (вопреки убеждению супругов, что они принадлежат к одной католической вере), и подвести всех детей в таких семьях под категорию «долженствующих исповедовать православие»[517].