Конфессия, империя, нация. Религия и проблема разнообразия в истории постсоветского пространства

Мероприятия 1860-х годов по обращению католиков в Северо-Западном крае с самого начала мало соответствовали наметившейся тогда же в законодательстве тенденции к индивидуализации обращений. Мысль о необходимости форсировать обращения католиков энтузиасты русификации принялись высказывать в первые же месяцы после подавления вооруженного сопротивления повстанцев. В октябре 1863 года митрополит Литовский Иосиф Семашко (в 1830-х годах главный организатор «воссоединения» унии) получил от виленского генерал-губернатора М. Н. Муравьева запрос о том, стоит ли амнистировать тех из причастных к «мятежу», кто вызвался принять православие. Для дальнейших событий наибольшую важность имело описание Иосифом самой процедуры обращения:

Римско-католическое вероисповедание так близко к Православному Греко-Восточному, что переходу из первого в последнее не положено никаких стеснений… [Православные] священники… обязаны только брать от присоединяемых подписки на непоколебимое пребывание их в Православии и подписки сии представлять чрез благочинных в консисторию…[506]

Вольно или невольно, Иосиф укреплял в головах чиновников представление о том, что переход из католицизма в православие не должен обусловливаться религиозными исканиями. По части соблюдения бюрократической формальности к католикам прилагалась та же мерка, что была прежде в ходу у православных миссионеров, обращавших язычников и мусульман. Пресловутая подписка рассматривалась как гарантия против отпадения в старую веру. В этом Иосиф уподоблялся тем миссионерам, которых еще в 1850-х годах резко критиковал Н. И. Ильминский, видевший в сборе подписок подмену работы по религиозному просвещению новой паствы[507].

Преосвященный Антоний Зубко, до 1839 года униатский викарный епископ, в 1840-х годах глава православной Минской епархии, а в описываемое время — архиерей «на покое»[508], первым из авторитетных местных деятелей сформулировал программу массовых обращений в православие, движимых секулярными мотивами. В доверительном письме Муравьеву в ноябре 1864 года он трактовал миссионерскую деятельность как залог сплочения «всех русских сил здешней интеллигенции»[509]. Вместо ведения вероисповедной полемики Антоний предлагал задействовать ресурс прямой коммуникации между чиновниками и вчерашними крепостными. Обращение в православие должно было происходить в процессе энергичного вторжения государства в повседневную жизнь крестьян. Объясняющий, уговаривающий, взывающий о понимании чиновник сам по себе был тем представлением — или явлением — государства, которое, по задумке, не могло не произвести на простецов неизгладимого впечатления:

Крестьяне, побуждаемые живою благодарностью за освобождение их от крепостной зависимости, охотно бы присоединялись к православию, если б узнали, что этого, для их же блага, желают Государь и батька Муравьев. …Они поверили бы, если б сказал им высший чиновник …вместе с мировым посредником, и соглашались бы быть православными после откровенного объявления и объяснения[510].

Для того чтобы побудить крестьян к самоотождествлению с государством, предлагалось прибегнуть к различным материальным поощрениям и стимулам — раздаче земельных участков, предоставлению небольших займов на льготных условиях, выделению леса для построек[511].