Конфетнораскрашенная апельсиннолепестковая обтекаемая малютка

Тем временем многие другие проекты Хартфорда, его «эксцентричные причуды», на самом деле стали неотъемлемыми частями все того же религиозного «крестового похода». Его колония для молодых художников являлась попыткой создать благожелательную окружающую среду, в которой сможет развиться избавленное им от горечи, отчаяния и деструктивности поколение новых Теккереев, Констеблей и сэров Вальтеров Скоттов. Театр классической драматургии, строительство которого Хартфорд субсидировал в Голливуде, представлял собой попытку поместить здоровую Культуру в самое сердце злой киноиндустрии. Курорт под названием «Райский Остров» воплощал в себе идею Хартфорда о том, чтобы внедрить культуру конца XIX столетия, викторианскую аристократичность в жизнь влиятельных американцев, которые, может статься, захотят отдохнуть на Багамах. Его проект реконструкции павильона в Центральном парке во многом нес в себе ту же самую идею. Журнал «Шоу» Хартфорд основал с мыслью о воссоздании «Вэнити фэйр», элегантного культурного журнала 1920-х годов, ибо смог по достоинству оценить фотографии, увиденные им в подшивках «Вэнити фэйр», на которых зачастую встречались весьма ухоженного вида мужчины в двубортных жилетах, в воротничках со скошенными концами и с широкими фуляровыми галстуками на шеях. От этих фотографий определенно исходила неспешная благость британской гостиной.

И все это время реальный Хантингтон Хартфорд был очень далек от образа того кроткого чудаковатого миллионера, каким его зачастую изображали. На самом деле он был азартным дельцом. Хартфорд шел на такой риск, от которого вздрогнул бы любой нефтяной магнат. По его собственным подсчетам, на свой «крестовый поход» Хартфорд истратил если не половину, то по меньшей мере четверть своего состояния (насчитывающего, напомним, семьдесят миллионов долларов), хотя эта цифра могла бы уменьшиться, если бы определенные инвестиции, такие как «Райский Остров», в конечном счете окупились. Хартфорд самозабвенно сражался на избранном им поле брани, коим являлась религия Культуры, сохраняя стойкое пренебрежение к культурному Истеблишменту. И если деятели культуры до сих пор не постигают его роль Мартина Лютера, даже имея перед собой наглядную иллюстрацию этой роли в виде мраморной башни на площади Колумба, Хартфорда это ничуть не обескураживает. Он смотрит очень далеко вперед. Ибо, как сказано в начале стихотворения Киплинга под названием «Когда уже ни капли краски…», четверостишие из которого высечено на стене рядом с лифтами, в один прекрасный день цветы даже нашего времени непременно сойдут с картины:

Когда уже ни капли краски Земля не выжмет на холсты,
Когда цвета веков поблекнут и наших дней сойдут цветы,
Мы — без особых сожалений — пропустим Вечность или две.
Пока умелых Подмастерьев не кликнет Мастер к синеве.

И будут счастливы умельцы, рассевшись в креслах золотых,

Писать кометами портреты — в десяток лиг длиной — святых;
В натурщики Петра и Павла, и Магдалину призовут
И просидят не меньше эры, пока не кончат славный труд!⁶

14. Общество Галереи нового искусства

Коза Пикассо! Малыш Александр, с бокалом шотландского виски в одной руке, отдыхает, сидя на пьедестале знаменитой бронзовой козы Пикассо. Другая его рука, точно вешалка для пальто, зацеплена за нос упомянутой козы, словно Александр вечно намеревается свисать с этой снабженной мешковатым выменем вехи Культуры в вестибюле Музея современного искусства. Видит бог, это сущее святотатство! Ведь это же коза Пикассо! Поводом для подобного кощунства стало открытие после реконструкции Музея современного искусства. Музей закрывался частично для реставрации, а также для постройки нового крыла. На все про все потребовалось лишь полгода. Но, боже мой, открытие музея после реконструкции оказалось событием колоссальной важности. Сюда пришли все приглашенные — за исключением Сальвадора Дали. А приглашены были только крупные спонсоры, значительные светские персоны, большие политики, выдающиеся художники и самая малость сопровождающих. Тысячи людей (я не преувеличиваю, их действительно порядка шести тысяч) катаются по музею, точно шары по бильярдному столу, скользя и рикошетируя среди уймы модерновых прямоугольников 1930 года и желтого тумана, подобного тому, что вечно висит в конце Девятой авеню, у Автобусного терминала Портового управления. Все посетители напялили сегодня смокинги с жилетами и гневно взирают на Малыша Александра, который, свисая с козы Пикассо, смотрит на них в ответ. Как дерзко! Как нахально!