Конфетнораскрашенная апельсиннолепестковая обтекаемая малютка

Здесь, как мне кажется, Рот не без определенного лингвистического чутья указывает на то, настолько разоблачителен словарь подростков. Они используют слова «испорченный», «скверный» и «крутой» в предельно странном, ироничном смысле. Зачастую в особенности барочная, изящная самоделка называется на их языке «большим скверным мерком» (для марки «меркюри») — и так далее, и тому подобное. В данном случае «скверный» означает «славный», однако там также сохраняется определенная часть первоначального негативного оттенка. Подростки прекрасно знают, что людям взрослым (вроде их собственных родителей) этот автомобиль покажется зловещим, странным образом произведет ощущение атаки на их собственный стиль жизни. А ведь именно так, собственно говоря, и обстоит дело. Это бунт, которого родители не понимают, но который подростки действительно затевают, когда слово «скверный» начинает означать «славный».

Рот сказал мне, что Детройт наконец-то начинает понимать, какая уйма в Соединенных Штатах этих славных-скверных ребят и что они уже подрастают.

— И они хотят машину получше. Им не нужен стариковский автомобиль.

Опыт общения Рота с автомобильными компаниями практически такой же, что и у Барриса. Он съездил в Детройт, где ему воздали хвалу и предложили работу дизайнера и консультанта. Но Рот никогда не воспринимал все это всерьез.

— Я там познакомился с уймой молодых дизайнеров, — рассказывает Рот. — Они довольно милые парни и знают массу всякой всячины про дизайн, но никто из них реально не сделал ни единой машины. Они всего лишь корячатся там с дурацкими глиняными моделями.

Думаю, в этом высказывании заключается нечто большее, нежели насмешка мастера над теоретиками, которые никогда не занимаются реальной работой — вроде некоторых конвенциональных скульпторов дня сегодняшнего, которые сроду не откалывали от скульптуры куска камня, а также ничего туда не прилепляли. Думаю, дело здесь скорее в том, что детройтские конструкторы прибыли к автомобилю прямиком из художественных училищ и абстрактного мира дизайна — но никоим образом не прошли через тинейджерскую мистику автомобиля и тинейджерскую традицию бунта. Это ощущение статусной группы очень важно для Рота, да и для Барриса, раз уж на то пошло, ибо лишь благодаря существованию этой статусной группы — и этого стиля жизни — скульптура самодельных автомобилей вообще получила свое развитие.

Когда караван самодельных автомобилей оказывается в дороге (он уже практически достиг «Фридомленда»), производители могут славно продвинуться в плане рутинизации харизмы, как обычно выражался Макс Вебер. А если проще и конкретнее, они могут свести всю эту сферу к милому и безопасному, славно-виниловому и отлично продаваемому на рынке шару полиэтилена. Вполне вероятно, это уже происходит. Ну тогда, наверное, создатели самодельных машин кончат точно так же, как те несчастные ублюдки на Гаити — художники, которые слишком рано и слишком много получили от Селдена Родмана и других фанатов самой темы примитивных гениев. И в итоге сейчас там все, кому не лень, вырезают из красного дерева африканские маски. Я лишь хочу сказать, что на Гаити никогда не было никаких африканских масок, пока там не появился Селден Родман.

Думаю, Рот и сам предчувствует, что нечто подобное может произойти, хотя с ним это случится в самую последнюю очередь, если вообще случится. Я просто не мог не получить кайфа от рассказа Рота про его новый дом. Мы тогда говорили о том, сколько денег он заколачивает, и Рот сообщил мне, что его налогооблагаемый доход составил всего лишь 6200 долларов в 1959 году, зато в этом году вполне может составить уже 15 тысяч, если не больше. А затем Рот упомянул о том, что он строит новый дом для своей жены и пятерых детишек в Ньюпорте, неподалеку от пляжа. Я немедленно заинтересовался подробностями, надеясь услышать, что этот дом будет представлять собой исключительно барочный фрагмент обтекаемой архитектуры.

— Нет, это будет дом моей жены — такой, каким она его хочет видеть, ничего выдающегося. Ну, в смысле, ведь это ей приходится заполнять домашнюю сцену. — Между прочим, Рот также отдал жене громадный белый «кадиллак», ничем таким не украшенный, если не считать росписи «Рот» на борту — такими большими буквами с загогулинками на концах. Я видел эту ерундовину, она действительно колоссальная, а на заднем сиденье там разместились дети Рота, очень милые на вид ребятишки. Все они усиленно рисовали что-то такое в блокнотах.

Впрочем, я думаю, Рот слегка смутился, заметив, что разочаровал меня своим домом, потому что затем он изложил мне свои представления об идеальном доме — которые оказались чем-то вроде ироничной параболы: