Конфеты с ликером

Дед Грозный умер в результате в один день с Брежневым, кончалась эпоха, вместилище Брежнева буквально уронили с веревок, гроб косо поехал в яму, уже начинался русский народный танец раздолбай, новые времена, а по первости это проявилось в том, что деда Грозного никак не могли отвезти к месту последнего успокоения в крематорий, Москва была перекрыта, все готовились как раз к проводам Брежнева, и уже лежала где-то гнилая гробовая веревка, чтобы поползти под брежневским днищем долой, а дедушка Грозный в своем похоронном автобусе все время тыркался о милицейские кордоны, и мамаша Грозная, и так черная лицом, вся буквально кипела.

Поехали по кочкам, по окружным проселкам, как нищие.

Перед смертью дед был совсем слабенький старик с диабетом и водянкой, т. е. с вечной жаждой, ему нельзя было пить, и он постоянно стремился прогуляться в гастроном с известной целью, к автомату с газировкой, для такого случая он держал в кармане пальто стакан, как алкоголик. Мамаша Грозная накрыла его однажды за этим питьем и вышибла из его дрожащей руки свой же собственный семейный стакан, стакан упал и разбился, все оглянулись, старик разгневался (видимо), и это был последний аккорд в их семейных отношениях, а тема крика Грозной была такая: для него всё делают, диету держат etc., а он и т. д.

Старенький тут же слег, затемпературил и был сдан в свою номенклатурную клинику, куда же еще.

Жена с приехавшей дочерью его проведывали в больнице, сидели попусту у кровати, он лежал маленький, головка свисала как у битой птицы набок, пока однажды медсестра не отправила их домой, сказала: «вам здесь больше нечего делать», они не поняли намека, не захотели, видимо, расслышать интонации и слова «больше», с готовностью смылись. Так и ушли, а он умер через три часа. Медсестра ясно давала понять, что светит впереди, какие перспективы, имеющий уши да слышит, но все и так кончилось, он отошел в одиночестве в отдельной палате, в изолированном боксе, за руку никто не держал, да и кому было.

23

Итак, Грозная осталась одна: дочь вернулась откуда приезжала, т. е. за границу, старший сын как жил, так и живет у жены, снова пьет, ничего не боясь, но уже там, вдали: казалось бы, все, как говорится, устаканилось.

Грозная, как бы призывая забыть прошлое, посещала своих внуков, полностью одобряя жизнь бывших невесток — вдовы и разведенной. Теперь, когда между ними не стояло ничего, отношения были даже хорошие, вместе дружно ездили раз в год на кладбище к младшему сыну Грозной, после чего пили чай у вдовы и т. д.

Никто ничего не цапал, не хватал у Грозной, не ждал от нее, не требовал квартиры, не искал справедливости, все растворилось в тумане прошедшего времени, однако не все: была еще одна препона, одна застава на мирном пути Грозной — это ее непутевый сын, старший сын-алкоголик, уже не живущий в квартире.

Грозная свято исполняла свой долг — беречь от него эту квартиру (он по старой памяти все еще был там прописан).

У нее имелись еще другие дела, в частности, еженедельно навещать могилу младшего сына, это, видимо, было самое ухоженное захоронение на всем Люблинском кладбище, на этом пристанище бедняков и простого люда.

Сама Грозная наметила себе лежать с мужем на партийно-номенклатурном погосте в Ново-Архангельском, где были могилы министров и деятелей науки, культуры, армии и производства.

Грозная даже, хороня мужа, еще не отойдя от дорожного гнева, взволновалась теперь уже из-за ближайшего к могиле дерева, останется ли здесь место и для ее тела — померила все шагами, косо ступая поврежденной в детстве пятой, причем мерила на глазах у всех, как бы отважно вступая в сговор со своей смертью, игнорируя присущий человеку страх будущего.

Однако все отнеслись к ее обмерам индифферентно и даже иронически, как к устройству собственной судьбы (хороша судьба).

Но она пока не спешила, у нее еще были в этом мире четкие задачи (вспомним — жить в покое и на свободе одной в квартире, а ЗАТЕМ оставить ее дочери).

24

Сын же, оставшийся в живых, наоборот, иногда порывался приехать к ней жить, причем открытым текстом настаивал, чтобы хотя бы его деточек прописали в семейное гнездо Грозных. Хотя бы одного!

Он явно хотел уберечь следующее поколение от того, что испытал сам, от квартирного вопроса, и действовал прямо наперекор обычаям старины: не гнал деточек, как гнали его родители, а стремился обеспечить нормальную жизнь наследникам.

Но ведь квартира еще не пуста! — как бы слышался победный клич Грозной, и посмотрим, чем кончилось дело.

В свой очередной наезд Сталинки на родину она, т. е. Сталинка, уже матерая баба за пятьдесят, взяла весь процесс в свои крепкие руки, т. е. предложила семейный обмен: детей прописывают на эти знаменитые сто метров, а старший сын Грозной, наоборот, выписывается оттуда к жене в однокомнатную, и мечты сбылись.