– Шевалье, а что будет с домом и со всем имуществом? – Баронесса с мольбой смотрела на Габриэля, понимая, что перегибает палку и требует от него невозможного.
– Тетя, шевалье все предусмотрел, не переживайте! – воскликнула Сабина – единственный человек в доме, сохранявший полное спокойствие. Габриэль рядом, а значит, ничего плохого ни с ней, ни с ее близкими не случится. Это аксиома, не требующая доказательств.
– Я поставлю несколько человек охраны, они будут сообщать нашим воинам о том, что дом принадлежит Симону де Монфору. Не знаю, поможет ли это, но попробовать стоит. Ну а от мародерства горожан будет защищать исключительно ваше имя. – Несмотря на серьезность произносимых слов, шевалье не сдержал улыбку, вызванную трогательной верой Сабины в его всемогущество.
Слуги уже упаковали необходимые вещи, и Агнесса, сквозь слезы оглядев свой роскошный особняк, решительно шагнула к выходу:
– Вы второй раз спасаете нашу семью, дорогой Габриэль! Как ни тривиально это прозвучит, мы ваши вечные должники…
Взмахом руки рыцарь прервал поток благодарности и, по обыкновению не касаясь стремян, вскочил на лошадь.
Ему удалось беспрепятственно провести женщин в замок и разместить их в своей комнате. Вскоре Анри притащил туда дополнительные соломенные тюфяки и одеяла, а их с Габриэлем постели устроил в угловой башне.
– Мартин, не ходи в город, – уговаривала посудомойка Жаннета повара, к которому уже много лет испытывала нежные чувства. – Внутри дома мы надежно защищены: каменная стена вокруг сада, толстые ставни на окнах, а окованные железом ворота дополнительно заложены изнутри бревнами – северяне не прорвутся. Да и продуктов припасено много – спасибо хозяйке. Продержимся!
– Ты прекрасно знаешь, что рядом с церковью Сен-Этьен живет мой трехлетний сынишка. Я обязан спасти своего малыша и его мать!
– Ты все еще любишь ее?
– Перестань нести чушь!
Раздраженно оттолкнув Жаннету в сторону, Мартин вышел на улицу через садовую калитку.
После его ухода дверь снова закрыли и подперли мраморной статуей языческого божества. По иронии судьбы это был Марс[40]
.Мартин не узнавал Тулузу. Ворвавшиеся в город воины де Монфора крушили все подряд. Горели не только отдельные дома, но и целые кварталы. Людей убивали и грабили без разбору, а пронзительный визг насилуемых женщин можно было услышать в самых неожиданных местах. Взрыв ярости вооружившихся подручными средствами горожан не заставил себя ждать. Улицы ощетинились баррикадами, проходы и подступы к домам перегораживали бочками и бревнами. Сточные канавы быстро наполнились кровью, а хриплые стоны раненых, рев испуганных животных и иступленные крики живьем горящих людей слились в адскую какофонию, поднимавшуюся вместе с черным дымом над Тулузой.
Плащ Мартина загорелся от случайной искры. Мужчина сбросил его, но не почувствовал ноябрьского холода. Повар ожесточенно сжимал в руках огромный кухонный нож, который прихватил с собой. До нужного дома оставалось полквартала, но именно здесь находилась последняя баррикада, сложенная из перевернутой телеги и мешков с хламом, собранным по окрестным жилищам. Бой уже прекратился, и заграждение делило городскую улицу на две зоны: одна часть принадлежала северянам, другая горожанам.
– Дальше нельзя, там выродки барона, а значит смерть! – предупредил Мартина охранявший занятые позиции кожевенник, увидев, как тот перелезает через преграду.
– Мне недалеко, вон в тот двухэтажный дом.
– Говорю тебе, там северяне. – Горожанин сочувственно посмотрел на растерянного мужчину.
Вдруг из окна второго этажа того самого дома вылетел громко кричащий маленький мальчик. Он ударился о булыжную мостовую и тут же затих. В распахнутых ставнях раздался утробный женский вопль. Внезапно он оборвался. Вскоре из здания вышли два рутьера, неся мешок с награбленным. Как ни в чем не бывало они не спеша зашагали в противоположном от баррикады направлении, глухо смеясь и болтая.
В припадке слепой ярости Мартин выскочил из-за баррикады и точными ударами в сердце, отработанными на свиньях, убил их обоих. Он в исступлении кромсал тела огромным ножом, пока очутившийся рядом конный сержант не проткнул его длинным копьем.
Симон де Монфор, не ожидавший отпора разъяренных тулузцев, предпочел укрыться в Нарбоннском замке. Двуличный епископ Фолькет, не желавший терять столь выгодную епархию, предложил себя в качестве посредника между мятежными горожанами и новым графом. Тулузцы знали, что лишь праведный гнев помог им выиграть первое сражение. Победить профессиональную армию они не смогут. Да и Симон, выпустив пар, прекрасно понимал, что платежеспособная Тулуза для него гораздо выгоднее, чем уничтоженная, а потому позволил Фолькету провести переговоры.
Благоприятные перемены в настроении барона не укрылись от проницательного Габриэля, и, улучив удобный момент, он попросил у того охранную грамоту для мадам де Лонжер и ее домочадцев. Вспоминая, кто это, Симон на мгновение прищурил глаза:
– Ты знаешь, я с женщинами не воюю. Поступай, как сочтешь нужным, только не злоупотребляй своим служебным положением.