Конфидентка королевы. На службе Ее Величеству

Испуганная Сабина поняла, что, пойдя на поводу у собственного нетерпения, поступила бестактно. И в порыве раскаяния накрыла ладонью мужскую руку, лежавшую на столике. Кретьен печально улыбнулся и, принимая извинения, положил другую руку сверху.

За этим своеобразным рукопожатием и застала их мадам де Лонжер. Немного опешив от увиденного и не зная, как себя вести, она сделала вид, будто ничего не заметила. Молодые люди поспешно отстранились друг от друга.

— Скоро подадут ужин. Кретьен, прошу вас, разделите с нами трапезу, — произнесла баронесса.

Как ни старалась она говорить ровным тоном, в ее голосе все же проскользнули нотки раздражения.

— Я и так злоупотребил вашим гостеприимством. Позвольте откланяться. К тому же, уходя из дома, я не предупредил о своем долгом отсутствии, — быстро ответил чуткий ко всякой фальши гость и, уже дойдя до дверей, внезапно обернулся. — Разрешите иногда заходить к вам… на партию в шахматы?

Озадаченная Агнесса лишь кивнула в ответ.

***

— Сынок, забирай младших братьев и уходи из города. Умоляю! — Рыдающая мать медленно опускалась на колени перед растерянным Кретьеном.

— Что вы, матушка, не надо! — Он едва успел подхватить ее под локти и усадил на табурет. — Давайте уйдем вместе!

— Ты же знаешь, что отец и Марианна ни за что не покинут Минерву, — рыдала женщина, понимая, что настал конец ее семейного счастья. — Я не могу оставить супруга!

— А я не покину вас! — упрямо мотнул головой подросток.

Кретьен принадлежал к семье Добрых Людей[13]. Еще перед войной его отец, принявший Consolamentum — обряд крещения Святым Духом и посвящения в Совершенные, — отправился нести людям слова Истинной Веры. За ним последовала и старшая сестра Кретьена Марианна, тоже пройдя обряд посвящения. Однако после того, как северяне захватили первые крепости и начали казнить Добрых Людей, те бросились искать защиты за мощными стенами еще свободных южных городов. Минерва приняла много Совершенных, в том числе и семью Кретьена. Но по пятам беглецов шел ненасытный в своем воинском честолюбии Симон де Монфор, возглавлявший отборных воинов. Осада длилась уже несколько месяцев. С началом лета горожан, запертых за крепостными стенами, мучил не только голод, но и жажда.

Мать отдавала Кретьену и его младшим братьям почти всю воду, которую осажденные распределяли между собой равными порциями. Сама же пила собственную мочу. Но пить хотелось нестерпимо, сухие губы трескались, причиняя боль; маленькие дети плакали без слез. Невыносимо страдая при виде мучений малышей, Кретьен отдавал им часть своей скудной порции животворящей воды.

Прослывший жестоким, де Монфор тем не менее не видел смысла в людских страданиях, если они не несли ему тактических выгод, а потому предложил вступить с горожанами в переговоры. Но кровожадный папский легат Арно Амори требовал уничтожить «катарское осиное гнездо».

Наконец упорство защитников Минервы было сломлено и северяне вошли в крепость.

Рыскающий по городу в поисках воды и еды Кретьен находился вдали от дома, когда заметил первых вражеских всадников, не спеша едущих по узким улочкам и громко разговаривающих на северном наречии.

— Как у себя дома! — прошипел мальчик и замер.

Из соседнего здания выбежала обезумевшая женщина. Ее малыш выскочил из дома и теперь, оказавшись на другом конце улицы, зачарованно уставился на огромных всадников в сверкающих на солнце кольчугах. Мать не успела добежать до него: ее отрубленная голова с длинной косой подкатилась к ногам остолбеневшего Кретьена. Гогоча и брызжа слюной, рутьер[14] подкинул малыша высоко в воздух, а один из всадников, громко гикнув, в жутком развлечении подхватил несчастного ребенка на острие копья. Затем тряхнул древком, пытаясь сбросить и еще раз поймать мальчика, как будто играл в серсо, но у него ничего не вышло: тельце ребенка было плотно нанизано на копье. Тогда воин попросту провел оружием по верху забора, снимая с острия трупик, будто кусок прилипшего дерьма.

Кретьена стошнило, однако его обезвоженный желудок извергнул лишь сгусток липкой слизи. Мальчик представил, что сейчас враги вот так же забавляются с телами его младших братьев, и, забыв об осторожности, помчался домой. Улицы Минервы неудержимо заполнялись толпами северян; законное разграбление города набирало обороты. То тут, то там вспыхивали пожары. Хвала Господу, тощий мальчишка никого не интересовал. Кретьен бежал вперед, закрывая уши руками, но его все равно преследовал жуткий хохот опьяненных кровью захватчиков, выносивших из зданий рулоны тканей и дорогую утварь. В городе, погибавшем от жажды, неожиданно обнаружился нетронутый винный погреб, принадлежавший отъявленному скряге. Захватчики выкатывали наверх огромные бочки, и вино рекой текло по улицам Минервы, смешиваясь с кровью замученных горожан.