Связались с курдами по рации — те потребовали отсечь бронетранспортер, но офицеров пропустили, а ведь ехали мы в зимнюю штаб-квартиру Барзани, где еще не побывал ни один представитель Багдада.
И вот мы в Курдистане. Не удержусь от лирического отступления. В этих сказочных по красоте местах две с половиной тысячи лет проживает гордый, свободолюбивый народ — курды, как их иногда называли, «рыцари Востока». Им есть чем славиться, хотя бы тем, что курдом был не побежденный крестоносцами Салах ад-Дин (Саладин). Меньше радости им принес тот факт, что курдом был и Нури Саид. Но какая природа! Уходящие в небо горы, бурные потоки, звенящие от чистоты воды. Какое смелое сочетание цветов — белоснежные вершины, ярко-бронзовые скалы и темно-зеленый ковер из мха, расстеленный у подножия. Кажется, что огромные валуны специально сброшены на мох, чтобы этот ковер не унесли порывы ветра. Со склонов почти параллельно земле — невесть как они там держатся — тянутся ровные стволы деревьев.
Автомашина идет по узкому шоссе. Выезжаем из тесного коридора двенадцатикилометрового ущелья Гали-Али-Бек. Развилка: направо — путь на Равандуз, налево — на Диану, прямо — дорога на Хадж-Умран, до самой иранской границы. Мы едем прямо. Последний иракский армейский патрульный пост пропускает автомашину. Дальше нет ни одного иракского солдата, ни одного правительственного чиновника. Это район, контролируемый курдскими отрядами Муллы Мустафы Барзани.
Навстречу движется «виллис» с тремя вооруженными людьми: членом ЦК Демократической партии Курдистана Сами, порученцем Барзани и шофером. На его коленях лежит автомат. Приветствия. «Виллис» уходит вперед, показывая путь. А дальше — уже на мулах по узкой тропинке между отвесной скалой и пропастью. По словам Сами, несколько пешмерга (так называют себя курдские повстанцы — «смотрящие в лицо смерти») могли бы противостоять здесь целым подразделениям.
Барзани встретил меня с двумя сыновьями — Идрисом и Масудом. Семнадцатилетний Масуд был тогда начальником 3 радиостанции. Я вез с собой подарки сыновьям Барзани — наши наручные часы «Полет», но был несколько смущен, когда увидел у них на руках «Ролекс». Мулла Мустафа Барзани встретил меня с нескрываемой радостью. Тут же пригласил в небольшую землянку, где жарко горели дрова в печке на колесиках, а натянутое под потолком полотно местами провисало под тяжестью воды — за стенами шел дождь с мокрым снегом. Периодически по водным «мешкам» стучали палкой, и вода проливалась струйкой в подставленный бидон.
На земле, покрытой ковриком, были расставлены блюда. С нами вместе сидели, скрестив ноги, и иракские офицеры, один из них вслушивался в беседу, которая шла на русском языке. Но Барзани был через Сами предупрежден мной, что иракец знает русский, и поэтому беседа оказалась «направленной». Барзани сказал мне: «В Багдаде одни воровщики и жуликаны (он так и сказал), но один честный и хороший человек — это министр обороны». Конечно, все это предназначалось для брата министра, сидящего рядом.
Настоящая беседа состоялась ночью, когда меня разбудили два курда с автоматами и повели в другую землянку. Барзани заключил меня в объятия и произнес: «Советский Союз — мой папа». Барзани сказал, что приветствует мирную договоренность, но не верит Багдаду, где экстремисты оказывают сильное сопротивление курсу по выполнению правительством соглашения о перемирии с курдами. Постоянное ожидание возобновления широких военных действий, добавил он, не позволяет серьезно заняться улучшением жизни курдского населения (как трудно живут курды, я видел сам: домики, прилепившиеся к склонам гор, стены жилищ выложены из камня; глиняные крыши постоянно трамбуются катками, чтобы не протекали; нет электричества; убранство комнат состоит из керосиновой лампы и циновок, на день сложенных на глиняном полу), а Багдад помочь не спешит, хотя и были даны такие обещания.
На мой вопрос, есть ли у него связи с Ираном — у нас были данные о конфиденциальных поездках Барзани к шаху, — не задумываясь, ответил утвердительно: «Не хочу ничего скрывать. А что делать, когда у меня единственная связь с миром через иранскую границу?» Но пожалуй, главным для меня был ответ Барзани на мой вопрос: «Как вы мыслите себе будущее, ведь вы, безусловно, знаете о слухах, будто курды хотят отторгнуть от Ирака населенные ими земли».
— Это враги мира на Иракской земле так говорят о нас. Если бы иракское правительство даже попросило нас отделиться, мы бы не пошли на это. Мы не хотим выходить из Ирака. Это наша родина. Но курды должны в ней пользоваться всеми правами наравне с арабами. Вот за что идет борьба.
Из беседы с Сами я узнал, что за несколько дней до нашего приезда одного пешмерга посадили в партизанскую тюрьму — обычную землянку, закрытые двери которой охраняются автоматчиком. «Он произносил антиарабские речи, — объяснил Сами. — В них слышались нотки расизма. Мы никому не позволим извращать характер нашей борьбы».