Конфискованная земля

На другой день все четверо поднялись рано, разбуженные любопытством. Интересно, что будет делать Мастан? Взбесится, наверное, от злости!.. Однако в деревне узнали об этом только после обеда. Крестьяне разводили руками, удивлялись.

— Кто бы это смог?

— Ты подумай — за одну ночь! С такой работой и силачу не совладать.

— Святого Мастан потревожил. Святые мощи там зарыты.

— Э-э-э! А что я вам говорил? Никто меня тогда не слушал…

Весть о разрушенной стене пулей вонзилась в сердце Мастана.

— Что? — вскочил он. — Разрушена?

— Разрушена, — сокрушенно подтвердил принесший известие батрак.

— Я им покажу!.. Со мной шутки плохи. Я Мастан! Материнское молоко у них носом пойдет!

Задыхаясь, он побежал к реке.

— Собаки! — доносились в деревню его вопли. — Когда я спал… Да я им покажу, мать их!.. Я их проучу, не будь я Мастан!..

Безобразно ругаясь — никто и не знал, что он может так ругаться, — он долго искал хоть какой-нибудь след злоумышленников, разгребал ногой щебень, словно надеялся найти под ним виновника своей беды. Потом оседлал коня и поскакал в касабу, то и дело яростно пришпоривая лошадь, — срывал на ней зло.

Вслед за этим событием потянулась целая цепь других — крестьяне не успевали обсуждать новости. В деревню приехали жандармы, допрашивали тех, кого подозревал Мастан. А у того вся деревня на подозрении: Ахмет, Мехмет, Али, Сулейман, Хасан, Реджеп… Однако допрос не дал никакого результата. Жандармы пообещали найти виновника, с тем и уехали.

Между тем крестьяне всерьез уверовали, что Мастанову стену разрушил святой, старец Этхем, мощи которого были погребены на берегу речки. По всей деревне ходили рассказы о чудесах, совершенных святым, начиная от смерти председателя муниципалитета, который превратил городское кладбище в парк, и кончая смертью человека, невзначай помочившегося у могилы старца.

— Святой всемогущ! Построй хоть железную стену — он и ее разрушит.

— Беду накличет на свою голову этот Мастан. Где это видано, чтобы рядом с могилой святого стену ставить! Пусть благодарит аллаха, что сам жив остался!

Мастан от таких разговоров приходил в ярость. Он ненавидел всю эту проклятую деревню. И ни единого друга, не только в Караахметли, а во всем Кесикбеле, во всех его сорока деревнях!.. Те, что от его щедрот кормятся, его собственные батраки и работники, в счет не идут. Это все собачьи души: пока кормишь, они не лают. С кем поделиться, облегчить свое сердце?

Затосковал Мастан. Впервые в жизни ощутил он страшную горечь одиночества. К Мусе пойти или к Хафызу Оголтелому? Нет, это тоже друзья его денег. А дай им волю, они бы его живьем съели. Где найти друга, которому можно довериться, который не бросит в беде? Во всем мире нет такого человека. Всегда и везде улыбались люди не ему, а его кошельку. Совсем загрустил Мастан.

Злоумышленников так и не нашли. Мастан ходил сам не свой, чувствуя себя побежденным. Он мог стоять упорно на своем — построить новую стену. Но эти негодяи и ее снесут, ослы упрямые. Ставь десять стен — все десять снесут. Будут знать, что подохнут в тюрьме, — а все же снесут. Этот народец ему известен. Как бодливая коза: раз подняла свои рога — потом с ней не справишься.

Не хотелось Мастану признавать себя побежденным. Как можно допустить, чтобы все вокруг над ним насмехались, а виновники ходили безнаказанными?! Он поставит сторожа у новой стены. Но сколько можно держать его там? День, два, ну, пять дней, а дальше?

Он не выходил из дому; в глазах у каждого, начиная от малых детей, которые еще кирку держать не умеют, до старого дядюшки Вели, чудилась ему усмешка. Да и Муса, дружок двуличный, и Хафыз — все они хороши.

Измученный своим одиночеством, Мастан забрел как-то раз в кофейню. Угрюмо бросил, не поднимая головы:

— Здравствуй, Муса!

— О хозяин! Совсем запропал!

Мастан мрачно молчал.

— Я тебя обидел? Что случилось, хозяин?

— Ничего, — отрезал Мастан.

— Чай приготовить?

— Давай.

— Не заболел ты, хозяин?

— Нет. Так — настроение плохое.

Муса уже ставил перед ним чашку.

— Спасибо.

Муса разочарованно вздохнул и отошел к очагу, Мастан наблюдал за ним краешком глаза, медленно отхлебывая чай. Не посмеивается ли и этот втихомолку? Нет, Муса со спокойным, приветливым лицом занимался своим делом. Мастан и за это был ему благодарен. Решил польстить:

— Давай еще чашку! Хорош у тебя чай. Поневоле выпьешь.

— Достоин того, кто его пьет, хозяин.

— Как ты думаешь, кто разрушил стену? — не выдержал Мастан.

— Кто его знает? Крестьяне говорят, святой. В кофейне только и слышно, что ты рассердил святого.

— Болтовня это! Сами сломали ее, проклятые ослы!

— Если бы кто-нибудь из здешних, проговорились бы.

— Сам-то ты как думаешь?

— Да уж какая-то вошь оставила свой помет.

— А как же! Они у меня пожалеют! Я им устрою!..

— Устроишь, хозяин. И правильно сделаешь.

— Обязательно! Они узнают, что значит играть с Мастаном.

— Построишь новую стену — и пусть злятся!

— И построю. Их, что ли, испугаюсь! Меня соплей не перешибешь.

— Не перешибешь.

— Налей-ка еще чайку.