Конфликты в Кремле. Сумерки богов по-русски

Прямой продуктообмен, представлявшийся в те­ории идеалом в тандеме производство — потребле­ние при социализме, был вчерне опробован в деле после Октябрьской революции 1917 года. Он сра­зу же обнаружил свою практическую несостоятель­ность. Попытайся В.И. Ленин упорствовать, наси­ловать теорией действительность, Советская Россия кончилась бы, самое позднее, в 1922—1923 годах без всяких там вооруженных интервенций и блокад. Спасение пришло не от человека с ружьем. Выру­чили новая экономическая политика, реабилитиро­вавшая рынок, валютная реформа, сделавшая рубль стабильным и конвертируемым, принятие многоук­ладное™ за основу хозяйственной деятельности.

Сложнее получилось с прямой демократией. Здесь теория и практика могли бы сомкнуться и взаимно обогатить одна другую. И не было нужды копаться в преданиях о новгородском или псковс­ком городском вече. Перед глазами стояли много­гранные традиции крестьянских общин и сослов­ных сходов, в первое десятилетие после 1917 года еще не заклейменных каленым железом.

Возможностей было не занимать, если бы... Если бы не военный коммунизм как реакция на масси­рованное империалистическое вмешательство во внутренние дела России и спровоцированная извне гражданская война, если бы кажущаяся простота, по сути, антидемократического, дикта­торского правления не возобладала в тогдашнем советском руководстве над здравомыслием, если бы не были преданы принципы, собственное уче­ние о народовластии.

Имелось ли в идее Советов рациональное зер­но, которое при благоприятной политической по­годе способно было дать достойные всходы? Се­годня это академический вопрос. Ответ на него могла бы дать только живая жизнь. При Сталине ее загнали на нерасчетную орбиту. Позитивный капитал Октября был пущен на ветер. Воен­ный коммунизм довели до степеней единоличной тирании. Октябрьские кадры коммунистической партии были физически истреблены или загнаны в ссылку, «его величество рабочий класс» отодви­нут на пушечный выстрел от трона, деревня воз­вращена в крепостничество. От социализма в СССР осталась одна этикетка.

Но ведь у всякого развития есть начало. С чего начал свою антиоктябрьскую контрреволюцию Ста­лин — не идеолог, а организатор и главный ре­жиссер первого российского термидора, завершен­ного в 1932—1934 годах? С отчуждения человека от собственности. В конце восьмидесятых го­дов непосредственно народу в СССР принадле­жало 3,4 процента национального богатства, или часть. Остальным владело или распоряжалось государство. Крохи остались от октябрьских дек­ретов, отдававших заводы рабочим, землю кресть­янам, от обобществления, которое подменили ого­сударствлением или «национализацией».

К 1925—1926 годам Сталин, коварно и умело сталкивавший Троцкого, Преображенского, Зино­вьева, Каменева с Бухариным, Рыковым, Пятако­вым, Дзержинским, присвоил фактически непре­рекаемую власть и обратил ее первым делом на демонтаж ключевых звеньев из политэкономического наследства Ленина. Смертельный удар пришел­ся по нэпу. Частное предпринимательство изводи­ли дискриминационными налогами и тарифами, перекрытием кредитных линий, инспирированием в его среде сговоров и заговоров типа печально знаменитой «Промпартии» — сочинения ОГПУ, отредактированного диктатором самолично.

К 1929 году с предпринимательством в СССР, в том числе иностранными концессиями, было в основном покончено. «Великий социалистический перелом состоялся» (Сталин). Тогда же развер­нулось фронтальное наступление на «частного собственника» в деревне. Кулака ликвидировали, тех, кто победнее, «коллективизировали», заставив трудиться на отнятой у них земле фактически без­возмездно.

Город и деревню развели по разным социальным полюсам. Был взломан классовый фундамент Ок­тябрьской революции. Из союзников и выразителей родственных интересов рабочие и крестьяне пре­вратились в антагонистов. В отсутствие нормальных стимулов для производительного труда система дер­жалась на плаву внеэкономическим принуждением, взнуздывалась репрессиями, умыкалась пьянством.

Нет, не случайно отмене нэпа сопутствовала от­мена также «сухого закона», введенного Нико­лаем II с началом Первой мировой войны. Этот закон, устоявший в годы гражданской войны и борьбы с иностранной интервенцией, пал по ини­циативе Сталина, который бил дуплетом по двум целям: пьянство гасило политическую активность и пополняло казну шальными рублями. Доста­точно заметить, что до 1941 года добытыми через спаивание населения деньгами покрывались стро­ительство советских вооруженных сил и их осна­щение военной техникой. Вся доходная часть го­сударственного бюджета формировалась в это время из поступлений (налог с оборота) от реализации, помимо алкоголя, спичек, табака, текстиля, обу­ви и нефтепродуктов.

Тогда же Сталин отменил практиковавшийся до 1929—1930 годов фактически свободный выезд со­ветских граждан за рубеж.