Конформист

Уж как Сицилию оклеветали. Взять, например, мафию. Вы знаете, чего только не говорят о мафии, и для них всякий сицилиец — мафиози, а сами про мафию ничего не знают, — вдруг проговорил Орландо.

Марчелло заметил:

— Мафии больше не существует.

Понятно, что не существует, — поддакнул Орландо не совсем убежденно, — но, доктор, даже если бы она еще существовала, поверьте мне, это было бы лучше, несравненно лучше, чем хулиганье в Милане, мошенники в Турине — эти подлецы, эксплуататоры женщин, воришки, тиранящие слабых. Мафия, по крайней мере, была школой мужества.

Простите, Орландо, — холодно сказал Марчелло, — но вы должны объяснить мне, в чем состояла эта школа мужества.

Вопрос, казалось, смутил Орландо не столько почти бюрократической холодностью тона, сколько своей сложностью, не позволявшей ответить немедленно и исчерпывающе.

Эх, доктор, — вздохнул он, — вы задаете мне вопрос, на который нелегко ответить. На Сицилии мужество — это главное качество порядочного человека, а мафия называет себя порядочным обществом. Вы хотите, чтоб я вам рассказал, но тому, кто там не был и не видел все собственными глазами, трудно поверить. Представьте себе, доктор, какое-нибудь заведение — бар, кафе, таверну, ресторанчик, — где собралась группа вооруженных и враждебно настроенных к какому-нибудь мафиози людей… Что же он делал? Он не просил защиты у карабинеров, не бежал за подмогой, нет, он выходил из дому, одетый во все новое, свежевыбритый, и появлялся в этом заведении один, без оружия, говорил несколько нужных слов, и этого было достаточно… И что вы думаете? Все — враги, друзья, вся округа, — все не спускали с него глаз. Он это знал и знал также, что, дрогни у него взгляд, не будь его голос спокоен, а лицо безмятежно, то есть покажи он, что боится, с ним было бы покончено. Потому все его усилия были направлены на то, чтобы выдержать этот экзамен. Когда говоришь, кажется, что это просто, но надо оказаться там, чтобы понять, насколько это трудно. Вот, доктор, я привел вам пример того, что такое школа мужества мафии.

Орландо, воодушевившийся во время рассказа, теперь глядел на Марчелло холодно и с любопытством, словно говоря: "Но нам, если не ошибаюсь, следовало бы говорить не о мафии". Марчелло заметил этот взгляд и демонстративно посмотрел на часы.

А теперь поговорим и о наших делах, Орландо, — сказал он властно. — Сегодня я встречаюсь с профессором Квадри. Согласно инструкции я должен показать вам профессора, чтобы вы были уверены, что это действительно он. В этом состоит моя роль, не так ли?

— Да, доктор.

Что ж, сегодня вечером я приглашу профессора на ужин, пока не могу сказать вам куда… Позвоните мне в гостиницу вечером около семи, тогда я уже буду знать место. Что касается Квадри, давайте сразу договоримся, как я вам его покажу… ну, например, он будет первым, кому я пожму руку, войдя в кафе или ресторан… хорошо?

— Договорились, доктор.

А теперь мне надо идти, — сказал Марчелло, вновь взглянув на часы.

Он положил на стол деньги за кофе, поднялся и пошел к выходу, за ним на некотором расстоянии последовал агент.

Стоя на тротуаре, Орландо обвел взглядом густой поток машин, двигавшихся почти шагом в обоих направлениях, и с пафосом произнес:

— Париж!

Вы здесь не впервые, не так ли, Орландо? — спросил Марчелло, отыскивая глазами среди машин свободное такси.

Впервые? — повторил агент с глуповатой гордостью. — Не просто не впервые… попробуйте отгадать, доктор, сколько раз я бывал в Париже.

— Нет, не знаю.

Двенадцать раз, — сказал агент, — нынешний визит — тринадцатый.

Шофер такси на лету поймал взгляд Марчелло и остановился рядом с ним.

До свидания, Орландо, — сказал Марчелло, садясь в машину, — жду вашего звонка сегодня вечером.

Агент сделал рукой жест, означавший: договорились. Марчелло назвал таксисту адрес гостиницы.

Но пока он ехал в такси, последние слова агента (двенадцать раз в Париже и нынешний визит — тринадцатый) продолжали звучать у него в ушах и вызвали в памяти отголоски далеких воспоминаний. Словно он крикнул в грот, и отраженный голос вернулся к нему из неожиданной глубины. Марчелло понял, почему он просто не сказал Орландо, что Квадри — горбун, а решил прибегнуть к уловке. Традиционные изображения Страстей Христовых, которые он столько раз созерцал в церквях, наложились на сцену в ресторане с накрытыми с столиками и сидящими за ними посетителями. Он встает и идет навстречу Квадри, протягивая ему руку, а сидящий поодаль агент Орландо наблюдает за ними обоими. Облик Иуды, тринадцатого апостола, начал путаться с его собственным, сливаться с ним, становясь его обликом. Сделанное открытие вызвало у Марчелло почти позабавившее его желание поразмышлять на эту тему. "Возможно, Иуда в своем поведении руководствовался теми же мотивами, что и я, — подумал он. — И хотя ему этого не хотелось, он вынужден был так поступить, ибо нужно было, чтобы кто- то сделал то, что сделал он. Чего же мне мучиться? Мне выпала роль Иуды… и что с того?"