Истинный путь, или закон Бога, по которому дoлжно жить, не находится далеко от людей.
Если люди создают себе правила, законы, пути жизни, которые далеки от самых простых рассуждений их разума, то эти пути нельзя считать истинными
Более того, он навсегда терял интерес к такому ученику.
Ну а о том, почему Конфуций не все объяснял и всегда оставлял некоторую недосказанность, мы поговорим позже.
Праведный Путь для Конфуция — это сама жизнь, которая зарождается, созревает и приходит к завершению. И этот Великий Путь всего живого не имеет ни формы, ни «единственно правильного» образа, но доподлинно переживается в каждый момент времени.
Когда Конфуция называли проповедником какой-то новой доктрины, он возражал.
— Я передаю и ничего не выдумываю, — говорил он. — Что же касается до моего способа преподавания этого учения, то он очень прост: я указываю на поведение древних, как на образец, советую читать священные книги и требую, чтобы размышляли над прочитаным…
Дисциплины, в привычном школьном понимании, у Конфуция не было, и очень часто Учитель беседовал с учениками, сидя под сенью деревьев.
Многое было сказано им в тишине и покое. Но в то же самое время Конфуций часто уезжал, и тогда многие ученики шли за ним.
И не только для того, чтобы помогать Учителю по хозяйству. Во время своих часто вынужденных путешествий Конфуций беседовал со многими другими людьми, среди которых были и правители, и министры, и ученые. И, конечно, ученики запоминали то, о чем говорилось на этих встречах.
Если же называть вещи своими именами, то это было этико-социально-философская школа, где главными предметами были мораль и управление.
Постоянно общаясь с Учителем, ученики быстро осознали, каким возвышенным и широким человком он был. Но если бы он казался недосягаемым, у людей пропало бы желание ему подражать.
Чем он привлекал своих учеников, многие из которых были его ровесниками?
Конечно, не перспективой блестящей карьеры, которую он не мог никому устроить даже при всем своем желании. Все блестящие карьеры устраивались во дворцах и богатых домах.
Наверное, прежде всего, потрясавшими уже тогда всех знаниями и удивительным личным обоянием. Не случайно один из его учеников говорил, что в комнате, когда туда входил Учитель, становилось светлее.
— Учитель был мягок, тверд, повелителен, но не жесток, исполнен достоинства, но располагал к себе, — говорили о нем ученики.
Он не увлекал своих учеников красивыми метафизическими рассуждениями о борьбе двух противоположных сил — Ян и Инь — и рассказывал о возможности жить в мире, достатке и добре.
Сложно сказать, знал лиКонфуций слова Лао-цзы о том, что «даже путь в тысячу ли начинается с первого шага». Но он прекрасно понимал и то, что не все его ученики в силу своих способностей могут с одинковым успехом продвигаться вперед и советовал никому не отчаиваться, а еще упорнее работать над собой.
Притягивало и то, что у самого Конфуция слова никогда не расходились с делом и в своей жизни он всегда обходился малым.
Даже когда он занял крупную государственную должность, никто не мог упрекнуть его в какой-то излишней роскоши.
И это не красивая поза! Нет! И не случайно Конфуций всегда гордился тем, что может «спать, подложив под голову собственный локоть».
И тому, кто хотел получить доходное место, надо было идти совсем к другим людям.
«Мудрый подобен Небу, — писал о нем уже в XI веке известный ученый Чэн И, — и безмерно далек от обыкновенных людей».
Конфуций не уставал повторять, что учение начинается с выполнения повседневных обязанностей, и советовал первым делом быть серьезным и внимательным в мелочах, начинать с выполнения долга перед своим ближним, научиться находить учителя в каждом встречном.
Он требовал, чтобы слова были делами и не терпел красивых фраз и поз.
Подкупало учеников в нем и то, что при всей его беспощадной требовательности к себе он был удивительно терпим к человеческим слабостям.
Он прощал слишком вольное поведение на народных праздниках и понимающе улыбался, слушая речи честолюбивых учеников.
По всей видимости, он прекрасно понимал, что все это — напускное, которое со временем исчезнет, как изчезает кора при шлифовании дерева.
Надо полагать, что Конфуций по-настоящему любил своих учеников, никогда не унижая их мелочной опекой или равнодушием.
Хорошо зная человеческую природу, он принимал их такими, какие они были на самом деле, и развивал в них все то, лучшее, что было заложено в них.
Но не надо думать, что Конфуций занимался всепрощением и закрывал глаза на любые поступки своих учеников.
И когда в его присутствии один из его учеников нарушил правила приличия, он ударил его посохом.
— Быть нескромным и грубым в молодости, — гневно воскликнул он, — не создать ничего достойного в зрелом возрасте и бояться смерти в старости — вот что я называю ничтожеством!