Конго Реквием

Престарелый студент слегка поковырял носком ботинка влажную землю – получилось почти танцевальное па. Наконец он поднял ворот пальто и движением подбородка указал в сторону паркинга:

– Возьмем мою машину.

За время поездки – ни слова. Пейзаж расплывался извилистыми потеками за щетками дворников. Эрван спрашивал себя, не собирается ли Ласей сбросить его с утеса или отдать на растерзание одному из своих созданий, буйнопомешанному, напичканному до отказа неизвестными молекулами, – или же просто сдать в жандармерию.

Они проехали всего пару километров по ландам, плоским, как футбольное поле. Наконец показалось море, хмурое и серое. Ни о каких прибрежных утесах здесь и речи не было: земля подступала к воде с осторожностью, по камешкам. Вдали возвышались приморские сосны, издалека похожие на колонию брокколи, растущую на песке.

Они вышли из машины и направились к камням. Эрван уже понял, что Ласей все ему выложит, и из честолюбия исследователя, и из чувства безнаказанности – но уж точно не из-за угрызений совести.

– Я иногда организую здесь прогулки со своими подопечными, – сказал наконец психиатр.

– Это отсюда Фарабо и сделал ноги?

Врач выдавил быструю улыбку, все такую же искусственную. Дождь не проникал в его седеющую гриву. Водонепроницаемая модель. При любых обстоятельствах профессор держал свой рассудок в сухом месте.

– Вы все время попадаете пальцем в небо. Идите за мной. Тут есть тропа, которая идет вдоль дюн. Надеюсь, у вас не скользкие башмаки.

125

– Уже много лет, – начал Ласей, – существует национальная программа исследования жестокости. В ней есть официальная часть, включающая в себя статистику, полицейские данные и наблюдения, политические спекуляции, законодательные акты, прочую муть, которая ничего не дает, и секретная часть, основанная на научных обследованиях специфического контингента: преступников.

– Тех, что в тюрьме?

– За другими сложно наблюдать. Нашу группу обследуемых составляют убийцы и насильники, скажем так, классического типа, содержащиеся во французских тюрьмах, а также те, чьи психозы выражаются в проявлении опасных инстинктов, как, например, наши пациенты в Шарко. Мы их тестируем, делаем анализы и продвинутые обследования, чтобы лучше понять механизмы их агрессивности.

– Вы пошли еще дальше: вы создали «Фармакон».

Тот покачал головой в знак того, что оценил познания Эрвана:

– Вижу, вы пришли не с пустыми руками.

– Расскажите мне о своих работах – ваших и Усено.

Ласей набрал в грудь воздуха. Под моросящим дождиком у него благодаря густой шевелюре и победительному профилю был вид современного трибуна.

– Филипп обладал познаниями в области неврологии, которых у меня не было. Это он вывел меня на совершенно новый путь: нейронные цепочки жестокости. Постепенно нам удалось локализовать церебральные зоны, связанные с жестокостью, а затем и отследить перемещение этих нейронов внутри человеческого тела. Усено ушел еще дальше. Он интуитивно нащупал «Фармакон».

– Объясните.

Они шли вдоль моря в направлении приморских сосен. Несмотря на дождевой полог, места навевали мысли о Лазурном Береге и средиземноморской мягкости. Не хватало только пения цикад. Вместо них крики чаек вызывали ощущение, что вы скребете ножом по собственным костям.

– Это довольно сложно.

– Я не полный осел. Начнем с названия: что оно означает?

– Это из древнегреческого. Так называли искупительную жертву, которую приносили на подступах к городу, чтобы символически изгнать любую угрозу жестокости. Мало-помалу термин приобрел значение и «лекарства», и «яда». Двойственность, которая имеет место и в нашей программе.

– То есть?

– Вы представляете, как функционируют нейроны?

– Более или менее.

– Для каждой эмоции, каждого решения и каждого движения в мозгу зарождается сигнал, включающий цепную реакцию во всем теле по заданному контуру. Получив возбуждающий стимул, каждый нейрон путем электрического импульса высвобождает нейромедиаторы, которые соединяются с рецепторами следующего нейрона, тот, в свою очередь, играет ту же роль и так далее, вплоть до физической реализации приказа. Наша идея заключалась в блокировке одного или нескольких рецепторов на каком-либо участке контура жестокости.

– Конкретнее, какой эффект это могло вызвать?

– Приказ, отданный мозгом, не смог бы дойти до конца. Сообщение умерло бы по дороге.

– А как блокировать эти рецепторы?

– Насытив их подменяющими веществами, которые мы на своем жаргоне называем «аналогами» и которые не дают настоящему нейромедиатору передать свое сообщение.

«Аналоги» – слово, использованное Левантеном. Субстанции, содержавшиеся в неизвестных медикаментах монстра из Лувсьена.

– Представьте себе микроскопические полости, которые нужно закупорить, – продолжал Ласей. – Благодаря этому веществу нейронные рецепторы были бы перекрыты и жестокость субъекта была бы обуздана, поскольку никогда не смогла бы превысить определенный порог.

– А что собой представляют подменяющие вещества?

– Химические молекулы, произведенные крупными лабораториями.

– Они сотрудничали с вами?