Кони в океане

Мы понеслись. Загудела земля. Конь, раньше меня понявший, в чем задача, вытянулся в струну под тяжелым ковбойским седлом. Ковбои улюлюкали. Свистел ветер. Множество голосов разом застучали у меня в голове. Кажется, все тренеры, у которых я когда-либо брал уроки верховой езды, вдруг заговорили, давая мне советы, чтобы не опозорился я на Дальнем Западе: «Вожжи в руках! Шенкель туже! Работай поводом! Ногу от колена назад! Эй, ты, кот на заборе, спину прогни!» Советовали классики высшей школы. Ипподромные крэки. Мастера коннозаводского тренинга. Громче всех звучал голос Артемыча, Григория Артемыча Коцаря, табунщика с Бермамыта. Под Эльбрусом. Ведь кругом была прерия. И рядом — ковбои.

— Ты вот про индейцев спрашивал, — обратился ко мне Томас, когда мы опять перешли на шаг, все вошло в свою колею и он сам несколько успокоился, — вечером, как пригоним, увидишь индейцев.

Индейцы! Их сам Фенимор Купер ведь почти не видел. Чингачгук, Магуа — он встречал послов или вождей, которые приходили к порогу дома его отца на берегу озера Отсего. Это американский Восток, штат Нью-Йорк. Мы же — на Дальнем Западе.

Другие ковбои, за исключением тех двух, что конвоировали злополучную телку, подтягивались к нам. Вы ковбоев когда-нибудь видели? А вот им не приходилось видеть всадника из Москвы, если только это не Москва в штате Монтана или Айдахо.

— А у вас там какая езда? — ставили мне специальные вопросы.

— У них там казаки, — решил кто-то показать свою эрудицию.

— Казаки — это те же ковбои, — между прочим, вставил я.

— Брось!

— Приезжай, увидишь.

— Я бы хотел приехать, — серьезно сказал Томас. — Неужели у вас там имеются люди вроде нас?

И уже не голоса, а лица, целые вереницы лиц, колонны всадников понеслись перед моим умственным взором. Но как передать ковбоям все то, что виделось мне в ту минуту, по-гамлетовски, «очами души»?

— А ты приезжай, — вместо ответа сказал я Томасу.

— Когда же? — откликнулся он все так же очень серьезно. — Скот на кого я оставлю?

Ковбои были совсем молодые ребята. Среди них в том числе зять Томаса. Я помнил его дочь совсем девочкой. Вот кто смотрел тогда на нас с доктором большими глазами! Подумать только, из самой Москвы… Это она пригласила нас к себе в школу, и там еще одна девочка после нашей беседы поставила вопрос: «У нас деньги это все, а у вас?»

— Свадьбу играли? — спросил я Томаса.

Вместо ответа он полез за пазуху и вытащил портмоне, из которого достал фотографию и протянул мне. Джин была сфотографирована в подвенечном платье, а рядом в черном костюме торчал тот самый парень, который сейчас гарцевал возле нас, крутя веревку над головой.

— Дал я им двух телок, — говорил Томас, — и у Джона (это зять) была одна своя, он выиграл ее на родео. Пусть теперь обзаводятся своим хозяйством. Только вот дома своего у них пока нет.

— Вместе с вами живут?

— Нет, отдельно. В караванчике.

Караван — это я уже объяснял: домик на колесах, прямо в степи. А Джон крутил веревкой вовсе не от нечего делать, не для забавы. Напротив, он в паузе занимался делом — готовился к очередному родео, в программу которого входят упражнения с лассо.

— Кажется, я тебе не дарил веревки, — задумчиво сказал Томас, осматривая меня с головы до ног и, видимо, прикидывая, что все остальное он уже учел.

Нет, веревки, то есть лассо, у меня не было. Томас, конечно, восполнил недостающее звено, и этот его дар поставил меня в положение персонажа Джерома К. Джерома из «Троих в одной лодке». Помните эпизод со швейцарским сыром? Только вместо натурального рокфора у меня была ковбойская веревка.

— Я долго думал, — сказал Томас, передавая мне свой подарок, — какую тебе подобрать веревку. Хотел новую купить, но решил, что уже бывшая в употреблении лучше. Она тебе будет напоминать…

О, веревка способна была оставить о себе память неизгладимую. И не только у меня одного. Уже в самолете, на обратном пути в Чикаго, начались волнения среди пассажиров. Думать о том, чтобы везти веревку в чемодане, значило бы выбросить потом все вещи вместе с чемоданом. Так что пришлось положить ее в отдельную сумку, взять в кабину, и началось. «Чем это пахнет?» Мне пришлось сознаться, что у меня с собой лассо, настоящая ковбойская веревка.

— Вы бы еще корову с собой прихватили, — заметил мой сосед, очень язвительный господин.

Да, веревка та была в употреблении! Она сохранила самый аромат прерий. Томас не ошибся: вблизи этой видавшей виды потертой, пропитанной конским и коровьим потом веревки возникала полная иллюзия того, что вы находитесь на скотном дворе. Как только я приземлился и поместился в гостинице, на другой же день меня вызвал администратор и показал свод правил проживания в отеле, где, видите ли, нельзя держать ядовитые вещества.

— Это не ядовитые вещества. Это — веревка с Дальнего Запада.

— Ничем не могу помочь, — отвечал администратор, — горничные отказываются убирать у вас в номере.