Конъюгаты: Три

Он натянул первые попавшиеся с полки нестрогие почти-полуспортивные тёмные штаны, светлую майку и сверху набросил мягкую рубашку с клетчатым рисунком. Если погладить, как будто на ткани был еле ощутимый гладкий уютный ворс, но на глаз было не так. Просто средняя клетка почти домашних расцветок. Рукава закатал.

Так Птеровну хоть не буду раздражать, сольюсь с фоном и она не подумает, ишь вырядился. Надеюсь, босс облачится в какой-нибудь из своих невообразимо копперфилдовских костюмов и отвлечёт павлином её внимание к себе.

Глава 16

Удивительно, как относительно время. До ужина вроде всего ничего было, и как же много может оказаться, хоть и говорят, что плохое тянется вечно, а хорошее – миг. Кирсанов, кажется, совсем забыл о том, о чём хлопотал во вторую половину дня. Он был такой человек: неважно, что испортится еда, на которую столько потрачено средств и сил; неважно, что участвовали и другие; неважно, что это было важно ему и он сам же уверял всех, что важнее ничего и нет в сегодняшних сутках.

– Совершенно безответственно, Александр Птерович. Как у очень молодых придурков.

– Ну и что.

Увлечён абсолютно другим, о чём в этой книге говорится не будет от слова "совершенно". Читатель пусть додумает на свой вкус, возраст, испорченность, а, может быть, и наоборот.

– Может, ты сменишь своё имя.

– Почему?

– Ну, одного персонажа в моей сказке так звали. Он умер и был не очень хорошим. К тому же я никогда не была фанаткой этого имени. Никогда. Оно красивое, но ни о чём мне не говорит, кроме того, что об этом говорится в энциклопедии.

– Ну и что.

– Сделаешь это для меня?

– Я сделаю для тебя всё, что угодно. Даже если это не могу. Я сменю.

– На какое?

– Какое ты хочешь? На то и сменю.

– Например, Ангел Птерович.

– Ну Далила-йаа!

– Что?

– Это девчачье имя.

– Ничего не девчачье.

– Девчачье.

– Просто ты не хочешь. Не хочешь ничего сделать для меня.

– Далила, не капризничай.

– Я слышала так, когда купалась в озере. Там была девочка. И её родственники звали её Ангелом. Наверное, Анжелика или Ангелина.

– Говорю же, девчачье. Хочешь, чтобы надо мной все смеялись.

– Нет.

– Хочешь-хочешь. Это твой замысел.

– Ну Агний!

– Ладно, схожу в паспортный. А потом сама красней за идиота.

– Забудь!

– Не сердись.

Делают всякие вещи, которые в народе зовутся сю-сю-сю, муси-пуси, ня-ня-ня.

– Только минуту назад страдал, что не желаешь ми-ми-ми. А сам…

– Я – король ми-ми-ми. Ми-ми-ми – это моё всё.

– Тогда тебе придётся краснеть за собственного бакайаро.

– Уж из-за этого мне плохо не станет.

– Двое – это ужасно глупо. Когда одинок, действительно, сильно смеёшься над таким. А когда самому пристукнет – добровольно облачаешься в наряд влюблённого дурака.

– Это не мы придумали. Так уж испокон веков.

– Если ты думаешь, что меня возбуждает, когда ты ко мне относишься, как верхний – то ты серьёзно ошибаешься! И ты это знаешь!

– Знаю-знаю.

– Агний!

– Далила, мы же не вчера родились и не молодожёны.

Опять – перерыв на пять минут. Не на пятиминутку. Просто мимими на пять минут. И если вы думаете, что Хрисанф – старый скорострел, то это не так. Всё там в порядке. Обыкновенно, в хорошем смысле этого слова.

– Так ты обидишь Арсушку.

– О, Арсен по ужинам не страдает! Подозреваю, если б я перезвонил и сообщил, что у нас другие планы на вечер, то чувак только обрадуется.

– Нет же.

– Да, да. Зачем ему наши из-тела-вон-потуги. Он сам себе кухар и кулинар. То, что ему нужно, мы приготовить на плите не можем.

– Аэлита.

– Да.

– Почему ты его так любишь?

– Я не люблю его!

– Почему так любишь?

– Ну. Не знаю. Далила, не задавай свои странные вопросы. Почему? На такие вопросы не бывает ответов.

– Но почему?

– Арс подходит мне. Наверное.

– А ты ему?

– Далила! Детка, уже прекращай, в самом деле.

– А ты ему тоже подходишь?

– Что ты имеешь в виду?

– То, о чём спрашиваю.

У Хрисанфа, видимо, испортилось настроение. Он даже присел в сторонке и пытался игнорировать её попытки вернуть его к себе.

– Если ты об этом – то нет. Довольна. Этого ты хотела. Ещё раз помучать меня?

– Успокойся уже. Сегодня нет занятий драмкружка, насколько я осведомлена.

– Права. Нет.

– Ну, Агний.

– Да, я никому не подхожу. Обернись этим, как шелковым покрывалом.

– Я не торчу от шёлка.

– Тогда, как бархатом.

– Это ты по части всего этого сенситива.

– Тогда можешь включить свой самодовольный сардонический смех.

Он встал и, захватив одежду, скатился с возвышения быстро и непринуждённо, как на скейтборде.

– Я пойду. Неприлично будет, всё-таки после стольких приготовлений.

– Стой.

– Хватит. Потом, ночью.

– Я не об этом, дурачила!

Кирсанов направился к двери, но та была довольно далеко и пустота залы доводила эхом её голос снова и снова.

– Я не могу так проворно спуститься. Не заставляй меня…

Она была и голая, то есть ещё не одета, и путалась в пледе, и не могла решить, забрать с собой книгу, остаться здесь и объявить бойкот, побежать за мужем, как маленькая шелудивая шавка, заорать и закатить скандал, или остаться тут с носом и в калоше. Разумеется, вышло последнее. Она была не столь расторопна и разум её соображал примерно на такой же скорости, что и её тело.