— Но почему?
— Потому что.
— Ты даже не думала.
— А что тут думать. Если все притащат своих супругов, это будет не так. Это будут крестины какие-то. Смотрины и тому подобное.
Агний поднял листочек и вновь положил его перед ней.
— Ещё один момент.
— Хватит уже.
— Вот это прислал мне твой редактор утром.
— Я ухожу.
— Нет, ты сидишь и выслушиваешь.
— Достал!
— Далила, это уж совсем несерьёзно. Почему ты всегда такая кидала? Ты что, не знаешь, сколько я угрохал денег, чтобы ты печаталась в этом издательстве?
— Деньги тебя волнуют в последнюю очередь!
Это было правда. Деньги у Кирсанова и Калиты куры клевали и несли золотые яйца. Но практически все их доходы были направлены наружу, вложены в бизнес, как они говорили. На семью вполне хватало самого необходимого и чуть излишеств, чтоб кое-кого побаловать.
— Да, конечно. Потому что меня волнуешь ты! А ты берёшь и бросаешь их самым безответственным образом. Так разве дела делаются?
— Это ты делец, ты и разбирайся. А мне плевать.
— Но ведь был подписан договор, этот самый. Почему ты запорола процесс. Где тексты?
— Мне это неинтересно.
— Та-ак.
Молчание. Далила хочет выйти и кинуть и его. Но он опять, как будто распростерся оттуда и досюда, как непробиваемая стена.
— Что случилось, дорогая?
— Тебе не понять!
— Попробуй объяснить.
Далила, как способна, заламывает руки и как может старается смотреть выразительно, чтоб он, если не догнал словесно, то хотя бы через ощущения.
— Я не могу.
— Почему ты так подумала?
— Слишком много этих самых Почему. Слишком много рамок.
— Но ведь контракт почти свободный. Ты просто должна писать и всё.
— Просто?!!!
— Прости, я не имел это в виду.
Она про себя остановила себя, почувствовав, что ещё молекула — и они взорвутся оба, но она — наверняка. Вздыхает. Делает усилие.
— Любимый.
Агний опускается рядом с ней, комкает бумагу и прячет прочь.
— Я нажимаю да? Прости сердечно, искринка моя.
— Нет. Но всё равно заклинивает. Рефлекторно.
Обнимает, целует руки, щеки, лицо.
— Ничего не делай, если это супротив тебе.
— Так я и проигрывала всегда.
— О чём ты? Детка, просто забудь об этом разговоре. Пойдём отсюда. Чего хочешь? Что мне приготовить?
— Ничего не надо (нестандартный ответ от неё).
— Может, поспать? Я отнесу тебя.
— Нет.
Молчат.
— Всё не так. Я пересматриваю свою жизнь который раз. Я же не детская писательница. Я никогда не утверждала такое.
— Я знаю.
— Но предполагается, что все мы — дети. Нельзя писать о плохом, понимаешь?
— Я никогда не думал, что ты пишешь о плохом. Не думал и не считаю.
— Есть большое требование.
— Какое?
— Писатель должен быть КРАСИВЫМ человеком.
— Как это?
— Ну, это… Как то выражение: человек это звучит гордо. Проще мемасично говоря, нельзя просто так взять и написать.
— Но попробовать можно же.
— Нельзя писать, если ты плохой. Если ты с гнильцой. Даже если отвергнуть опыт.
— Далила, по-моему, ты утрируешь. Накручиваешь. Этот воз тебе не под силу. Сизифов труд. Не навешивай на себя несуществующих ярлыков.
— В том-то и дело, что не под силу (уныло). И самое смешное: это не то, из-за чего я бы хотела псевдо-страдать. Это навязанное. Ложное. Не моё.
— В смысле, текст?
— Даже не это. Это неважно. Самое желание навязано. Как и многое другое в этом мире. Допустим, ты хочешь детей, потому что у всех есть дети. Также с работой, со статусом, с деньгами — со всем, что угодно.
— Хмм… Думаю, не всё так плачевно. Что-то есть. Просто надо отделить зерна от плевел.
— Ах, это мартышкин труд!
— Может, собака в лени?
Побаивается, что она опять ощетинится и встанет в позу, а то и вовсе вышвырнет его куда подальше.
— Хотелось бы рассердиться, но у меня уже сил нет. Нельзя материться, нельзя богохульничать, нельзя пропускать мысли, которые могут испортить подрастающее поколение. Как будто у них нет собственных мозгов в котелке. Нельзя заниматься сексом. Нельзя цитировать без кавычек и примечаний. Как будто никто никогда не читал элементарных книжек.
— Что по твоему элементарные книжки? (с сокрытым смешком)
— Ну хотя бы Люся Синицына.
— У кого-то элементарен колобок.
— Ну хотя бы колобок.
— Насчёт секса — перебор. Откуда же всё на свете появляется?
— От любви! И точка.
— Хорошо. Кажется, я частично понял твои терзания. А как же то, что каждый занимается тем, что он может и умеет?
— Я — не авторучка! Первичнее, я просто человек, человечишка! На переднем плане: у всех так. Никто не живёт выпечкой, глиняными горшками или учительством. В приоритете: еда, сон, размножение, любовь. А не это всё. Это вторично!
— Это как пить дать. Но далее следует: ни хлебом единым.
— Именно: Далее. Далее!
— Ладно, выскочка. Не хочешь — не надо. И опять проиграй. Опять 25.
— Ты нарочно?
— Нет. Сама же сказала.
— Я не хочу крутиться в аду по кругу без конца и без начала.