Конъюгаты: Три

Жалкая толстуха проверяла меня?

— Не то чтобы. Но узнаю её приёмчики. Думаю, она просто хочет понять, что ты за человек.

— Это логично.

— Но, может, она и настраивала тебя.

— Стать конъюгатом?

— Не знаю. Я не знаю, что в голове у этой женщины. И если ты ещё раз так назовёшь её, запульну тебя вот за тот овраг и пасись там вместе с телятами.

— Сорян, вырвалось.

— Да что с тобой поделаешь. У тебя всё в эпитетах.

Агний положил руку на плечо товарища и пошёл так, приобняв. Он был, несмотря на поздний час и холодок, поднимашийся в округе, в своей лёгкой широкой светлой рубашке. Арсен в куртке и натянул для верности капюшон.

— Ты ещё разоделся так! Интересно.

— Фу ты! Хрисанфыч, не смеши.

— А как ты отделал Веронику, а!

Кирсанов засмеялся, запрокидывая голову верх и то и дело похлопывая спутника по лопатке.

— Я сказал правду.

— Тебе надо приезжать к нам каждую неделю! Я не могу справиться с этой беспредельщицей, а ты живо поставишь её на место! Видел, как она?!

— По-моему, я её развеселил.

— Живо сбежала же, к своему жениху! И такую мину на себя напустила, чтоб мы не поняли, от чего она стала красной, как майский шарик! Поделом ей! Вечно надо мной прикалывается! Я итак и эдак! В итоге ору, как паравоз! Ну ты меня видел, доводит.

Так они шли, не подозревая о надвигающейся неприятности.

Близнецы решили вернуться чуть раньше, вернее, Айталу пришлось прихватить братца и смыться с вечеринки, потому что, как он и подозревал, тот напился и запустил руки в именинницу у всех на глазах. К сожалению, родители девушки, весьма осведомлённые обо всех людях, не знали, что парни — сыновья Александра Кирсанова. Иначе бы они не натравили на Айнара охрану и им было бы стыдно, что отпрыск знаменитого учёного получил отменный фингал под правым глазом от одного громилы. Хватило ума и капли трезвости: разборки со всеми вытекающими нелицеприятными обстоятельствами не произошло, и Аичи с позором покинули праздничное сообщество. При желании, любой конъюгат мог за считанные минуты, или даже секунды, очистить себя от токсинов и общего алкогольного воздействия, но это был не тот случай, когда Айнар мог себе отказать в удовольствии подебоширить, поскандалить, поваляться в грязи и так далее. По пути он выбил стекла чей-то дорогой машины, плюнул в платье какой-то драгоценной дамы, обозвал всех, кто ему попался, самыми последними словами, и искупался в фонтане из шампанского у самого выхода.

В общем, Айтал решил, что к Калите с такими рожами лучше не объявляться.

Дядя к нам с самыми лучшими чувствами, а мы обгадим его дом за все его старания. Некрасиво.

Поэтому потащил совсем уже желеобразного брата в усадьбу отца, но не напрямик, через парадный вход (чего доброго, ещё попадёмся тётушке, так она сильно расстроится), а через северо-запад. Они проехали небольшой деревянный мост через узкую речку, и дальше можно было спешиться и пробраться в сумерках к гостевому домику.

Братику на свежем воздухе полегчает.

Айтал оставил того возле изгороди, чтоб проблевался, и сам вернулся запирать ворота. Это была кое-какая процедура, надо было задвинуть три больших жердины в отверстия столбцов и ни в коем случае не оставлять открытый ход. Люди по внешней границе огромной территории видели заброшенный запущенный участок и не могли никак срезать или полюбопытствовать, поскольку им приходило в голову, что их ударит током. Хрисанф не мог вредить простолюдинам, но мысль, что они сами могут навредить себе висела прямо в атмосфере по всему краю неприкасаемой равнины. Однако животных это не касалось. Скот вполне себе мог пролазить внутрь и внутрь не к бывшей электростанции, а к вполне добротным угодьям. Это им и позволялось осенью, но не сейчас, когда Хрисанф с Калитой собирались готовиться к сенокосной поре и выгуливать там собственную домашнюю живность.

Пока Айтал с непривычки бился с местным устройством и далее запутался в мотке проволоки, притащенного Кирсановым, чтобы починить маленький загончик для кроликов, и потом прятал авто за куртинками ив, Айнар исчез из виду.

Старший побрел вперёд, но слегка отклонился с маршрута и вышел к тропе, которая вела к ещё одним дополнительным воротам западнее. Там на него опять напала тошнота и он чуть ли не упал в вольер к кабанам. Когда поднял гудевшую голову, то вдали различил силуэт двоих, неспешно направлявшихся в эту сторону.

Отца Айнар, конечно, признал сразу, даже будучи сильно пьяным. Но второй ему был незнаком.

Не Калита, не проклятый Стинки и почему они идут так близко друг другу. Гребаный Хрисанф, что он здесь тут делает?

В свете луны он увидел, что ненавистный ему родственник улыбается, смеётся, время от времени прикрывает рот от испытываемого смущения и удовольствия, безусловно прикасается к своим губам, волосам, носу. Делает какие-то мелкие незначительные движения рукой и головой, которые обычно совершает только в очень близком, интимном кругу.

Ублюдок. При нас он превращается в безмолвного высокомерного истукана. И что это за салака с ним? Что за?