Конкиста по-русски

* * *

Юный месяц зацепился
За высокий минарет.
Волей рока разлучился
С розой милою поэт.
Два верблюда, три халата,
Два ковра и десять коз —
Вот цена калыма — плата —
За девицу с парой кос!
Косы — змеи, стать — газели,
Губы — мака алый цвет…
На неё смотреть не смели
Все мальчишки с юных лет!
Знают горы Копет-Дага:
В доме том не нищих ждут…
Зорче, чем корону шаха,
Братья деву берегут!
Свадьбы сытые чужие
В плаче радует дутар.
Но монеты золотые
Не идут поэту в дар.
Сколько ж свадеб отыграть —
На калым теньге собрать?!

Глава 5

Аул Кара-Агач. Несчастная судьба поэта. Туркмен из Персии. Венок соблазнов. Эполеты английского полковника. Как из музыкантов сделать воинов.

Пятью месяцами ранее. Апрель 1911 года.

На почётном месте рядом с хозяином дома высокий гость — молодой мужчина, туркмен в новеньком халате красного шёлка-кетени. На его голове круглая тюбетейка. По орнаменту, цветным шёлком вышитому на тюбетейке, собравшиеся понимают — это туркмен из иранского племени афшаров. Мало кто из гостей знает его имя, но его личность интересует всех. Условно его уже назвали «Карасакал» — «Чёрная борода».

Последний бейт музыканта вызвал у Карасакала неподдельное восхищение. Он громко рассмеялся, хлопнул пару раз в ладоши и бросил музыкантам монету.

Не прерывая игры, Амангельды-бахши ловко поймал монету на лету и закончил песню традиционным наигрышем. Мельком глянул на теньге и бросил её за пазуху: то был настоящий новенький русский рубль, не какой-нибудь персидский «кран». Первая серебряная монета, заработанная молодым бахши — поэтом и музыкантом!

— Чилим[8] музыкантам! Чаю! Свежего плова! — Карасакал распоряжался в доме хозяина тоя-праздневства — Балкан-Байрам-бая — как в доме собственном.

Послушные нукеры в одно мгновение сменили скатерть на ковре музыкантов, поставили перед Амангельды уже «раздутый» кальян со свежим табаком. Второй музыкант, Ашир-Клыч, игравший на персидской кеманче, отложил в сторону инструмент и смычок, принялся за плов.

— Скажи, поэт, песня досталась тебе в наследство или это стон твоей собственной души? — Карасакал поудобнее расположился поближе к музыкантам.

— Вы правы, уважаемый…

— Карасакал-Сардар, просто Карасакал-Ага!

— Да, эта песня о моей несчастной судьбе!

— Дорогой мой поэт! Вам известны счастливые судьбы иных поэтов?!

— Уважаемый Карасакал-Сардар! Я вижу — вы настоящий воин и вождь воинов. Вам нет необходимости ни хвалить самого себя, ни доказывать что бы то ни было кому бы то ни было. Я только прошу, не смейтесь надо мною.

— Я не смеюсь над чужой печалью. Ты сегодня пел много песен о славе предков. Тебе известно, как джигиты в прошлом добывали серебро и золото, шёлк и оружие, коней и девушек?

— Да, уважаемый, я готов. Я владею не только дутаром. Возьмите меня к себе нукером, Сардар!

— Мои нукеры — не мальчишки — настоящие львы! Для начала привези мне две-три рабыни, лучше из Дагестана, будет тебе и ахалтекинец, и новый халат, и калым за твою ненаглядную Алтын-Сай! Теперь пой, бахши, весели народ! Известны ли тебе такие стихи Махтумкули-Фраги:

«Славен будет всех туркмен союз,
Племена забудут слово «грусть»…

Амангельды ударил по струнам дутара и продолжил песней:

«В едином строю эрсары и гёклен,
В бою никому не уступит туркмен!
От скал Копетдага до устья Аму
Пощады не будет врагам — никому!
Текинцев, сарыков, йомуд, алили
Единой семьёй видит Махтумкули!»…

Карасакал вернулся на своё место рядом с хозяином дома.