Конкистадор

Глава 7 Ответ патриарху

5 января 2141 года.

Борт линейного крейсера «Изабелла».

Виктор Сомов, 44 года.

«Великому Господину

Святейшему Патриарху Ольгиопольскому и прочая

Димитрию II.

Ваше Святейшество!

Я нимало не помышляю о бунте и мести, хотя не смог для прощения отыскать место в своем сердце. Надеюсь, Господь наставит меня в смирении. Я не знаю, как мне благодарить Вас за Ваше утешительное послание, за Вашу доброту и снисхождение. Полагаю исполнить свое дело как должно, и к тому приложу все необходимые старания.

Правда ли то, что моя жена оказалась в положении пленницы? Да. Правда ли то, что меня пытаются подстегнуть страхом? Да. Правда ли то, что мы ни словом, ни делом, ни помышлением не заслужили такого предательства? Да.

Не в ярости, а в отчаянии прошу: помогите! Мое сердце полно горечи.

Раб Божий

Виктор».

Глава 8 Адмиральский гамбит

13 января 2141 года.

Орбита Терры-10.

Виктор Сомов, 45 лет.

…Сомов посмотрел на эти чистые лица. На миг ему показалось, будто прямо перед ним в воздухе материализовалась икона. Избранные святые… Раньше он не очень-то присматривался к офицерам десантников и штурмовиков. Специальность у них такая, что при знакомстве первым делом обращаешь внимание на их плечи, потом на кулаки… в смысле, кисти рук… и только после этого – на все остальное. Например, на лица…

Марго не было. Она сказала: «Сам с ними разговаривай», – и была права. Отвечать – ему.

Чистые, чистые лица. Спокойные. Застывшие, как будто смерть уже опалила их своим холодным пламенем. Внимательные взгляды. Сжатые губы. И ни у кого – ни тени осуждения в глазах. Виктор Сомов, человек не сентиментальный, глядя на них, почувствовал, как слезы подступают к глазам.

Несколько часов назад все офицеры и нижние чины сводной десантно-штурмовой бригады исповедались и причастились. Кто у православного священника, кто у католического патера… Сейчас они сидели в лучшей своей форме – что у кого было. А тем, кто поизносился, главком, в нарушение всяческих правил и инструкций о вещевом довольствии, распорядился выдать все новое.

Сомов встал и сказал старшим офицерам бригады, собравшимся в адмиральской каюте:

– В курс дела вас должен был ввести командор Медынцев…

– Так точно, господин вице-адмирал. Вводные получены. – откликнулся командир бригады.

– И вот что… Вот еще что… Вот какое дело… – Виктор никак не мог подобрать нужных слов. Ему следовало поторапливаться: в ближайшее время намечалась очень серьезная драка. Он волновался. Он жалел этих людей. Красивые, сильные мужчины и женщины… Всех их через несколько часов перемелет страшная мясорубка войны.

– Вот что, ребята… извините меня. За себя и за всю нашу Терру прошу у вас прощения. Простите ребята, иначе никак нельзя. Иначе… все может пропасть. Если можете, простите меня, ребята.

Младший из штурмовых офицеров ответил ему за всех:

– Да что вы, господин вице-адмирал! Мы же понимаем. Надо – значит надо. Ничего тут не поделаешь.

И столько в этих простых словах было воли, столько готовности встретить свою судьбу, какой бы она ни была, столько решимости сделать дело, хотя бы и жизнь за него положив, что Сомов молча поклонился им в пояс.

– Спасибо, ребята. Храни вас Господь.

* * *

Миколайчик сидел в позе человека, приготовившегося к изощренным пыткам. На лице его было написано: «За правое дело иду я на муки».

Впрочем, Сомову сейчас было наплевать на то, что думает оабовец.

– Анджей Игоревич, я уже слышал, насколько уникальна ваша группа. Я уже слышал также, до какой степени она не то, что мне требуется для решения чисто десантных задач. Более того, я слышал и помню, сколь прискорбно будет растратить бесценные кадры по одиночке. Отлично. Сколько пусковых аппаратов в настоящий момент готово для залпа на «Изабелле»?

– Позвольте…

– Нет, не позволю! Сколько, Анджей Игоревич?

– Полностью функционирует два аппарата. Но я вынужден…

– Отставить. Вы обещали четыре.

– Не за такой срок. «Изабелла» совершенно не приспособлена к подобного рода кустарному варварству. Виктор Максимович, третий аппарат будет в общих чертах доведен до ума через полчаса-час.