Конкистадор из будущего. «Мертвая петля» времени

Продленное во второй раз перемирие с султанатом чуть ли не еженедельно нарушалось на всем протяжении нечетко обозначенной границы. Причем инициатива принадлежала мелким феодалам «на местах» с обеих сторон, недовольных своим положением либо решившим, от скуки, немножко пограбить соседей. В последнем виде развлечений активно участвовали и многочисленные банды разбойников, а также набегавшие время от времени с юга бедуины. И все это веселье происходило, разумеется, без ведома и одобрения центральной власти. Король и султан едва успевали гасить конфликты в зародыше, но рано или поздно это могло привести к полномасштабной войне.

Ослабленное Иерусалимское королевство без помощи западного рыцарства к такому развитию событий было категорически не готово. А оное рыцарство, как известно, умело направляемое венецианцами, наглухо застряло в Константинополе. Грабить столицу Восточной Римской империи оказалось куда более интересным занятием, чем в очередной раз освобождать Гроб Господень. С другой стороны, слухи о Четвертом крестовом походе сильно будоражили соседей Иерусалимского королевства и лично султана. Ведь, несмотря на задержку для разборки с византийским базилевсом, существовала вероятность, что крестоносное воинство в конце концов все же доберется до Святой Земли. А это уже никак не устраивало только недавно вновь объединившего все свои земли султана. Поэтому тот, на всякий пожарный, тоже стал потихоньку собирать войска. Тем более что отдельные немногочисленные отряды крестоносцев, не присоединившиеся по разным причинам к основной массе воинства в Венеции, таки добирались до цели.

Группа фламандских рыцарей на собственных судах, пройдя Гибралтар, только что высадилась в Акко. Бургундцы и провансальцы во главе с епископом Отенским прибыли из Марселя. А некто Ротру де Монфор, высадившийся весной с относительно большим отрядом севернее, в Тире, даже не придя на поклон к Амори и не согласовывая действия, сразу же начал воевать первого же попавшегося мусульманского князька. Все это, разумеется, не могло не вызвать острой реакции султана Аль-Адиля.

И вот, на фоне этих событий, королю приводят беглую невесту наместника султана. Отказ вернуть беглянку наверняка будет расценен той стороной как намеренное оскорбление. Судя по выражению лица, с которым пожилой король взирал на стоявшую, скромно потупив глаза, девушку, он бы с удовольствием, не засомневавшись ни на секунду, вернул ее обратно. Лишь бы не было войны, как говорится… Однако прозвучало обвинение в насильственном склонении в мусульманскую веру, и с этим христианский король, гарант, так сказать, права местного населения на посещение церкви, смириться никак не мог. По крайней мере, публично. А ведь в зале присутствовало много народу, в том числе некто в высокой тиаре, украшенной расшитым золотом крестом, подозрительно смахивавший на местного епископа, которым, видимо, и являлся.

Короче, его величество пребывал в серьезном затруднении. Наконец, решил заслушать свидетелей. Нас с Абдаллой, а также предполагаемого епископа попросили приблизиться к трону. Но первой допросили Анну. Священник поднес ей Библию, на которой та, не моргнув глазом, поклялась, что всегда являлась истой католичкой, а теперь ее пытаются заставить принять ислам. Потом очередь дошла до нас. Я уже думал, что иудея с мусульманином тоже заставят присягнуть на христианской Библии, но, как оказалось, многолетнее существование христианского государства на этой многоконфессиональной земле наложило серьезный отпечаток на королевское судопроизводство. Не успели мы подняться на помост около трона, как кто-то из прислуги достал из специального резного шкафчика у стенки Коран и свиток Торы. Так что каждый присягал на соответствующей священной книге.

Я в священные клятвы тем более не верю, так что мне свидетельствовать было еще легче, чем Анне. Со всей возможной уверенностью заявил, что да, девушку пытались принудить сменить веру, своими ушами слышал, как отец угрожал лишить ее жизни, если откажется. Как бедное создание рыдало и как умоляло на коленях спасти ее и вывезти к единоверцам. В общем, посещение драмкружка в молодости даром не прошло, в рамках доступного мне тут словарного запаса, естественно.

Речь произвела сильное впечатление – ведь на первый взгляд моего шкурного интереса в деле не просматривалось. Оппоненту, свидетельствовавшему следом, пришлось туго, тем более что лично-то он ничего не видел и рассказывал только с чужих слов. Разумеется, Абдалла не упустил случая обвинить нас в колдовстве, на что я возразил, что это еще неизвестно кто тут колдун, пустивший за нами в погоню непонятно, откуда взявшихся вдруг кочевников. Не иначе, перенес их из пустыни с помощью шайтана! А мы белые и пушистые, у нас рекомендательное письмо от уважаемого Маймонида, который, как известно, был личным лекарем самого Саладина, а также его брата, нынешнего султана. Или почтенный Абдалла хочет сказать, что султана лечил колдун?