Это раньше так про нас говорили – кладбище для бедных. Да оно тогда, лет сто назад, было и вовсе за городской чертой. Свозили трупы, сбрасывали в ямы, засыпали известью, и дело с концом. А сейчас оно в городе, хотя Копенгаген, надо сказать, не так уж разросся с тех пор. Я-то? Давно тут. У деда была цветочная лавка рядом, отец изготовлял памятники, а я, видите, просто сторож. Не потому, что не хотел учиться, просто как-то не задалось. Сперва нашел подружку в Христиании, в коммуне хиппи, а там поехало… Само собой, наркотики. Конечно, я лечился, теперь чист. Отец перед смертью за меня похлопотал, я устроился сюда. Наверное, тут меня и закопают, так что я часто думаю, к чему было мучиться в реабилитационном центре, если все сводится к одному? Да уж ладно. Кстати, моя девушка умерла по дороге в Катманду. Где похоронена, не помню, из того времени в моей памяти вообще уцелело немногое. Вот кафе-кондитерская в Стамбуле, где мы с ребятами ждали автобуса, чтобы тронуться дальше на восток, вот Мари с ее хрустальным смехом и глазами цвета ледяной шуги, хрустящей в январе вдоль линии прибоя, с серо-зелеными глазами… И вот ее уже нет, нет нигде, и мне легче представить, что она ошиблась автобусом, и уехала в другую сторону или все еще ждет меня в том кафе, чем поверить, что она мертва. Хоть я и кладбищенский сторож, а все никак не пойму, что такое смерть?
А случай, о котором вы говорите, помню отлично, во всех подробностях. Как-то ночью у нас разрыли могилу, с южной стороны кладбища, был скандал, полиция приезжала. Конечно, меня сразу за жабры, потому что была парочка судимостей, еще прежней поры. Кража из супермаркета, потом чужой велосипед… Это что! Из могилы-то, как выяснилось, украли золото. И зачем хоронят людей с золотыми украшениями, будто им они понадобятся? Ну, я все выложил – где был, с кем виделся, и меня больше не трогали. Только что я вам скажу, не поверите! Могила-то была пустая! Трупа не оказалось, а кому, скажите, нужно красть труп? И гроб странный, не помню, чтобы такие видел, – белый, каменный. Большие деньги кто-то заплатил. А вы говорите, кладбище для бедных!
И еще было кое-что, но полиции я тогда не сказал, а теперь думаю – зря. Накануне, перед тем как запереть ворота, чтобы никто ночью не шлялся, я встретил на аллее у церкви трех мужчин. С виду иностранцы, но я же привык, они все ищут могилу Андерсена, хотя Андерсен совсем не у нас. Тощие, как скелеты, и кожа желтая, сухая, думаю, если на ощупь – жесткая. Но каждый выглядит как может, я сам после ломки был не краше. Насторожило меня другое… И даже не запах, зловоние вскрытого старого гроба, вдруг повисшее в воздухе… Эти трое словно явились мне в дурном сне или во время глюка, вы не поймете, если не кололись… Они тащились, будто их в спины что толкало, невидимый кнут погонял. Как покойники у Ромеро в «Ночи живых мертвецов», помните тот фильм? Нет? Мари его любила. Плелись как покойники. И знаете, если бы я все еще сидел на игле и думал, что вижу глюк, тут же со страху завязал бы. Безо всяких врачей!
Я – царь Верхнего и Нижнего Египта, фараон Мена. Меня короновали в десятилетнем возрасте. Попирая непокорных и награждая верных, я двадцать пять лет правил своей страной мудро, законно и справедливо. Внезапно мой сводный брат, женившись на принцессе, заявил о своих правах на престол. Он был поддержан царедворцами, ожидавшими себе благ и привилегий после переворота, и близок к тому, чтобы самовольно завладеть короной фараона. Меня пытались убить, но я успел бежать. Прислушавшись к мнениям своих советников, брат отложил коронацию на время, чтобы сперва устранить меня и не выглядеть самозванцем в глазах народа, год от года все менее почитавшего власть фараона.
Был послан отряд сыщиков, чтобы разыскать меня и освободить престол для нового фараона. Прошло пять лет, прежде чем они впервые напали на мой след. Я, как законный фараон, справил тридцатилетие своего правления. И пусть произошло это в изгнании, в маленьком приморском городке на севере Римской империи, зато с соблюдением всех обрядов хеб-седа. Пока есть южный полукруглый двор, по которому я в ритуальном убранстве совершаю пробег, пока есть ложная мумия с золотой маской на лице, пока обряд, свершенный раз, повторяется каждые три года, моя власть безмерна, а я бессмертен. И брат это знал.
Прошло три года. В Египте бесновался некоронованный царь, проклиная себя за то, что послушался советников. Отряд сыщиков был увеличен и получил новые государственные дотации. Хеб-седная маска была расплавлена. Я же строго следовал традиции, аккуратно справив на чужбине второй хеб-сед через три года после первого.
Вторую найденную в Европе маску брат швырнул через весь тронный зал, где он так и не удосужился сесть на трон. Сыщики были отозваны в Египет, казнены и немедленно заменены новыми, натасканными на меня и уже осведомленными о том, чем чревата для них неудача.