— Что, затруднения? — углом рта усмехнулся доктор. — Придется в нарушение любых законов субординации потрудиться на поприще вашего денщика. Не возражаете?
— Да сколько угодно. — Я пожал плечами. — Грешно отказываться от помощи, особенно в таком сложном деле…
Кажется, только благодаря всезнайке Гильгофу я все сделал правильно: влез в узкие сапоги, застегнул все бесчисленные крючки и пуговицы, нацепил перевязь с саблей (Иисусе, как они с
— Орел орлом, — заключил доктор, осмотрев результат наших общих трудов. — Не побоюсь этого слова — гусар. Только рожей не вышли. Хватайте фуражку, и пошли! Осталось всего полчаса!
Ярко освещенный коридор привел нас к терминалу пневматической транспортной сети, незанятая капсула подошла моментально, мы с доктором устроились в креслах, пристегнулись и отправились в дорогу — тридцать километров по внешней границе астероида, до знаменитого “причала 24”.
— Думаете, сегодня и впрямь произойдет нечто неожиданное? — спросил я Гильгофа, пока болид несся по узкому коридору. — Если да, то к чему такая неимоверная пышность, государственный визит…
— Сергей, вы хороший солдат, но в политике ровным счетом ничего не понимаете, — меланхоличным голосом ответил доктор, глядя прямо вперед, на пробегающие мимо огни. — Да, оба монарха подпишут малозначащие соглашения о сотрудничестве в сфере экологии или освоения спутников Юпитера, торжественный банкет, бал… Вы умеете танцевать?
— Нет.
— Вот и зря, бал будет замечательный, приглашен оркестр из Байрейта…
— Как можно танцевать с этим дрыном? — Я похлопал ладонью по золоченому эфесу сабли.
— Невелика наука, ваши предки умели.
— Мои предки — обычные донские казаки и татары. Их до революции семнадцатого года на балы не пускали.
— А мой самый известный предок — раввин из Житомира, уважаемый талмудист. Но я же танцевать умею! Однако мы отвлеклись. Так вот, запомните: судьбоносные решения всегда принимаются негласно.
— Веня, зачем вы мне это рассказываете? Я вроде не дурак, понимаю, что к чему…
— Вы неопытный “не дурак”, капитан. Великие карьеры делаются во времена великих потрясений. Держитесь ближе к Бибиреву, помните, что
— Вы совсем охренели? — У меня от ярости под грудиной сжался горячий комок. Не будь ремней безопасности, вскочил бы и засандалил доктору промеж глаз!
— Остыньте, Сергей, — куда более мягко сказал Гильгоф. — Я должен был сказать вам правду в лицо, без тошнотворного гламура. Мы раскачиваемся на краю пропасти. Падать, так вместе, верно?
— Я всегда служил своему государству, Веня. И не желаю изменять этот статус.
— А Бибирев — нет?
— Ну… Да.
— Вот и запомните это свое “да” навсегда. Кстати, подъезжаем. Забудьте об этом разговоре, думайте только о главном.
— Что же у нас главное?
— Спасение Империи. Ее народа, государственности, независимости, интеллектуального и культурного потенциала. Спасение основ, фундамента, на котором мы начнем возводить новое здание. Бибирев жизнь за это положит.
— Я тоже.
— Знаю. Поэтому вы вошли в клан адмирала. Навсегда. Обратной дороги нет, уж извините.
— Так и быть, извиняю.
— Тогда вылезайте из капсулы и ни о чем не беспокойтесь. Подслушать нас не могли, весь “Кронштадт” представляет из себя маленькое государство, принадлежащее его высокопревосходительству, все остальное лишь красивая ширма…