Конклав

– Наверное, он умер от инфаркта, внезапно… мы решили дождаться Вас, а потом уже вызывать врача, тем более, что ничем ему уже помочь нельзя, – добавил лейтенант.

– Вы правильно сделали… Но… этот парик!? Эта косметика!?

– Он взял их из комнаты, где женщины держат свои вещи… он время от времени давал им разные поручения… они все его знали… оставили свои вещи там еще до конклава… парик… парик он взял со статуи святой Дзиты, которой он много жертвовал… которая была в капелле… Он из Лукки… потом попал сюда… – добавил монсеньор Томмазини, едва справляясь со слезами.

– А теперь помолимся за его душу – и пока Сквардзони вместе с Капплмюллером пели Requiem aeternam,[58] кардинал-камерленг, медленно обходя вокруг постели, начал панихиду.

Он никак не мог оторвать глаза от лица скончавшегося, черты которого он так хорошо знал; выходит, что последние часы жизни должны были стать главной заботой этого человека… Возможно, смерть прихватила его в тот момент, когда он примерял эту новую чудовищную маску?

И теперь, у кого достанет мужества снять эту маску? Нет сомнения, что в таком виде скончавшегося, в таком непристойном виде, нельзя предать земле – похоронить в той церкви, к которой он принадлежал, в соборе городка Фраскати.

Ах, как тяжело, – ведь ему, камерленгу, предстоит взять на себя груз дальнейших распоряжений.

– Монсеньор Томмазини, прежде чем звать доктора, нужно пожалеть этого человека, столько лет служившего…

– Что… что я должен сделать? – задал вопрос личный секретарь Маскерони.

– Мы не можем представить его в таком виде…

– Да, я понял, я сделаю… я сделаю это…

– Учтите, что для всех Его Высокопреосвященство умер во сне от инфаркта. Ведь так, лейтенант?

– Конечно, конечно, Ваше Высокопреосвященство, согласен…

– Даете слово?

– Можете на меня положиться.

– Хорошо…

– Вы, лейтенант, были последним – кто его видел, не правда ли? Он назначил свидание для отчета, если я правильно понял…

– Да, это так. Прежде он никогда меня не звал. Мы были в турецкой бане, там было не очень хорошо слышно…

– Что он имел в виду, когда говорил с вами? Вы не заметили ничего странного?

– Нет, только то, что дышал он с большим трудом.

Выходит, что таким образом Маскерони приготовился к встрече с этим молодым гвардейским офицером. Веронелли посмотрел на Томмазини: тот снял парик с головы кардинала и пошел в ванную за кусочком гигроскопической ваты, чтобы снять следы гротеска, начал чистить лицо, и оно становилось все бледнее и бледнее.

Камерленг закрыл глаза.

Когда он их открыл, в поле зрения попала статная фигура швейцарца. Без шлема, рубашка с некоторой неряшливостью расстегнута, – в такой поздний час это позволялось… Ночные часы, которые почти все люди проводят вместе, в обнимку в одной постели, мужчины и женщины… Понятно, какие эмоции завладели сердцем Дзелиндо Маскерони, им он не мог противостоять. И снова растрогавшись, камерленг начал читать Requiem aeternam.

Кто-то постучал.

– Монсеньор, ни в коем случае не открывайте: кардинал Маскерони спит, и совершенно не желает, чтобы его тревожили, – предупредил Веронелли. Томмазини ему объяснил:

– Это кардинал Мальвецци, у него бессонница. Проходил мимо, увидел свет и забеспокоился: после того, что случилось сегодня с кардиналом Маскерони в бастионе Сан Джованни, испугался – не ухудшилось ли его самочувствие. Но я ответил, что все в порядке и мой кардинал уже спит. А он сказал, что летучие мыши завладели дворцом и нападали на кардиналов, уже тогда, когда они выходили из турецкой бани.

– Завтра пораньше (с утра) я скажу главному врачу, чтобы он пришел и составил свидетельство о смерти. Назначим похороны, предупредите родственников и чиновников в Риме. Потом получите мои дальнейшие указания. Прошу держать все в тайне. И до завтра, спокойной ночи, монсеньор, спокойной ночи, лейтенант. Пойдемте, Сквардзони, и Бог нам в помощь, – заключил Веронелли.

Камерленг, чувствуя себя простуженным, хотел теперь же зайти к Мальвецци, чтобы узнать – что на самом деле произошло сегодня в бастионе Сан Джованни, и, возможно, если удастся, сообщить ему о трагической новости, упустив, конечно, подробности.

Вошел в апартаменты Мальвецци, в которых он только-только сам появился. У кардинала из Турина волосы сбились, кардинальская шапочка грязная, пальцы расцарапаны – признаки нападения летучих мышей. Камерленг обрадовался не спящему до сих пор кардиналу, так захотелось сбросить груз неприятностей. Мальвецци вкратце рассказал о разговоре в турецкой бане. В конце концов, африканцы, выдвинувшие некоторые соображения об опасении потерять первенство на папский престол в случае выбора того, кого они предпочли бы, поддержали целесообразность возвращения на престол итальянца. Но сопротивление их «благодетеля» Стелипина было таким упорным, что он, Мальвецци, рассердился на ту беседу, полную контрастов.