Конклав

Как будто волшебник разбудил всех, расслабил, и вот они, все министры Церкви, поддавшись соблазну и не стыдясь, впрочем, как и он сам, собираются в бастионе Сан Джованни. В его памяти воскресли призраки библейских бедствий, схожих с наступлением на святые дворцы дьявольских животных: крыс, скорпионов и летучих мышей. И чувство реальности не помешало возникшему желанию убежать отсюда, как пытались это сделать те двое его собратьев из-за клаустрофобии. Ах, как Зло поразило своей изворотливостью и мерзким видом в виде орды скорпионов, напавших на фреску «Страшный Суд». Как омрачило изнуренные души этого эфемерного совета утреннее исчезновение картины, бывшей еще накануне вечером целой. И в конце концов… Зло взялось насильственно развенчивать их старые тела этой дикой пляской святого Витта[61] всю ночь, ударив в самое сердце Святой Коллегии. Однако еще страшней – это выбор одного из Африки! Хотя теперь уже ясно, с этим слишком поторопились. И еще один удар по конклаву: мистическая, тихая и такая неожиданная смерть Дзелиндо Маскерони, «краеугольного камня» строгого католицизма. Да, за эти три месяца два его собрата ушли в лучший мир: епископ из Буэнос-Айреса и Маскерони. Что и говорить, – и их смерть тоже оставила тяжелый след в умах кардиналов, особенно близких к ним по возрасту.

А эта мысль о безумии, что он только что нашел в комментариях Боссюэ, подтверждает происходящее. Ах, какое несчастье пало на них – этот укус тарантула безумного танца! Нет, укрываясь в архаичности Африки с ее магической мыслью не отступать от натуры, что якобы спасет Церковь при папе-африканце, никогда не угнаться за молодостью мира. Нужно выходить на более высокий уровень, к традициям римского духа, к божественному равновесию между миром варваров и римским миром, в чем и рождается современность, продолжая жить в наследовании апостолу Павлу, римскому гражданину Тарсуса, принесшему преимущество Риму, как флаг. Мир все еще нуждается в центре, в маяке, в пастыре. Креститься в африканских водах – какая дикая иллюзия возвращения в молодость! Традиция не исчезает со временем, прошлое – это не арабеска дыма, чтобы можно было так просто разогнать ее, чтобы понимать суть вещей по-новому. Прошлое – это скала традиций: сокровище. Поэтому он, Альфонсо Черини, должен наследовать святому Амброджо и святому Карло Борромео,[62] должен верить в свою кандидатуру на папский престол.

В то время, когда кардинал – архиепископ из Милана глубокой ночью читал знаменитого француза Боссюэ, задумавшись над приведенной латинской фразой, неподалеку от него, в том же самом дворце, Контарини вернулся в свою комнату. Вернулся из казармы швейцарской гвардии, где ужинал с Хансом Капплмюллером. После обильных возлияний на ногах было не удержаться. Приходилось смотреть – куда ставить ноги, – не разбудить бы кардинала Мальвецци. Последним делом будет показаться ему в таком виде. Прислонился ухом к двери, ведущей в кабинет кардинала. Абсолютная тишина. Осторожно открыл дверь. Лунный свет заливал письменный стол и деревянный пол. Все на месте: газеты, требники, документы, письма, книги, ручки, резинки, карандаши, лекарства, фотографии кардинала с его соучениками по туринской семинарии. Тот порядок, который он сам установил несколько часов назад, перед уходом, не зная когда сможет вернуться. Виден был свет из-под двери в спальню кардинала – читает, впрочем, как всегда, допоздна, как и в ту ночь, когда адский танец в бешеном ритме проходил по всему дворцу.

Вон он свет из-за матового с темножелтым оттенком стекла того окна, что напротив окон кардинала…

Когда в шесть утра прозвенел будильник, он на мгновение не узнал свою комнату, так глубоко уснул. Поспать бы подольше после вчерашней выпивки!.. Но комната уже наполнялась еле слышными звуками. Да, кардинал встал и ходит по кабинету, ждет его. Взял пачку сигарет, подаренную Капплмюллером. Улыбнулся. Вид кур в дневное время его не волновал… Дал им поесть…

И все пошло своим чередом…

Прислуживал архиепископу во время мессы, но из-за сильной простуды после того дикого танца все делал с большим усилием. Заметил свое безразличие к курам, которые уже бродили повсюду. Чуть-чуть его беспокоила новость, которую ему доверил вчера Ханс: есть план заменить молодых секретарей и капелланов на пожилых, уже прибывающих из разных епископств.

Во время мессы Этторе Мальвецци облегченно вздохнул: его секретарь поздоровел – стал предупредительным и точным. И это после того, как отсутствовал весь вечер – почему было не предупредить, где он будет… Кардинал погасил свет только после его возвращения.

Пунктуальные, они к без пяти минут девять были уже у дверей Сикстинской капеллы, где должно было проходить очередное голосование, пропущенное накануне.

Камерленг что-то сказал тому, кто пришел раньше, и попросил дать ему слово. Это был один из кардиналов, сидевших в последнем ряду, вблизи мраморной балюстрады, у стены.

– Кардинал из Бразилии, – прошептал на ухо камерленгу член счетной комиссии, кардинал Ло Кашио.