Перелет был длинным и изматывающим, несмотря на удобное кресло, кофе, хороший сервис и интересную книгу. К концу девятого часа Софья уже не могла читать, а уши болели от песен и наушников. Чернов стучал по клавишам своего макбука, как молотком по гвоздям. Трактат он там писал что ли? Сколько часов человек в принципе может работать без остановки? Стюардесса в очередной раз принесла ему бутерброд "за счет авиакомпании". Очевидно, "счёт" этот открыт на имя Чернова, ибо самой Софье подарки в таком количестве авиакомпания не делала. Встала, потянулась, отправилась в комнату раздумий. Ещё бы — столько выпитого кофе!
Именно там все это и началось. Софья уже шла обратно, когда самолет вдруг тряхнуло. Сильно, она чуть не упала. Бортпроводник быстро прошел между рядами.
— Девушка, займите, пожалуйста, место, — сказал он и промчался мимо.
Софья вернулась к своему креслу как раз под речь пилота про зону турбулентности. Сев, она посмотрела в иллюминатор. Облака белыми ватными клоками расстилались далеко до горизонта. Обычно созерцание неба умиротворяло. В этот раз все было иначе. Во-первых, самолет затрясло сильнее обычного. Софья вцепилась в подлокотники кресла. Потом облака задвигались, как будто забурлили. Да, странная ассоциация, но выглядели они именно так — летали быстро-быстро, пузырясь в воздухе и лопаясь с брызгами. Самолет резко ухнул вниз, так что желудок подпрыгнул к самому горлу. Софья повернула голову и встретила сосредоточенный взгляд Демида.
— Пристегнись, — сказал он впервые за последние 9 часов, сложил макбук в сумку и поднял столик.
Софья щелкнула ремнем. Что-то ударилось об иллюминатор снаружи. Глянув в стекло, увидела вырывающиеся пламя из двигателя.
— Мы горим, — сказала она.
Демид протиснулся мимо нее и тоже заглянул в иллюминатор. Софье пришлось распластаться по креслу, чтобы дать место большому гибкому телу Чернова.
— Дело дрянь, — сказал он, затем вдруг замер прямо напротив, молча проверил ремень Софьи, положил руки ей на плечи и несколько секунд просто смотрел в глаза.
Она думала, что-то скажет, но Чернов молча вернулся в свое кресло — как раз в тот момент, когда сверху на них свалились жёлтые кислородные маски. Софья схватила свою, натянула на лицо. Демид сделал то же самое. Самолет резко накренился и снова потерял высоту. Бортпроводница пробежала мимо в кабину. Пилот объявил о частичной разгерметизации салона. По его словам, волноваться не стоило. Второй двигатель самолета работал в штатном режиме. Но речь его прервал громкий свист, и лайнер стремительно полетел вниз. Крики о помощи и визги наполнили салон. Вещи, которые не лежали в отсеках ручной клади, попадали в разные стороны. Началась настоящая болтанка. Свет заморгал. Из динамиков неслось шипение. Было совсем неясно, где земля, а где небо. Казалось, море было везде — сверху, снизу, повсюду. Софья всегда думала, что в авиакатастрофе она бы не прожила слишком долго, что сразу отключилась бы от страха и гибель свою не застала бы. Но нет. Сейчас чувства были, напротив, возбуждены и очень остры, предоставив Софье созерцать крушение с шиком, достойным категории бизнес-класса.
Громкий гул наполнил салон, а потом самолёт резко дернулся, подпрыгнул, как будто болтался на резинке, выровнялся. И вдруг наступила нечеловеческая тишина… Она продолжалась несколько минут. Как будто все звуки вдруг исчезли из мира. И невесомость. Упавшие вещи вдруг поднялись в воздух, плавно заскользили.
Софья посмотрела на Демида, он повернул к ней голову и внезапно протянул ладонь. Софья чуть не заплакала, встретив такое участие. Вложила руку в его крепкие пальцы, и Чернов сплел их.
Лайнер снова размеренно поплыл по воздуху, будто ничего не произошло. Сквозь шум в голове Софья прослушала объявление о том, что самолёт удерживает достаточную высоту, что работа второго двигателя восстановлена, и скоро они приступят к экстренной посадке.
Когда шасси коснулось земли, люди заплакали, засвистели от счастья, отстегнули ремни и принялись обниматься. Чернов сжал пальцы Софьи, которые по-прежнему были сплетены с его.
— Поздравляю, — шепнула она.
— Поздравляю, — кивнул и отпустил ее.
Скатившись с надувного трапа на землю, Софья чуть не упала и не расцеловала ее. Никогда в жизни еще она не была настолько близка к гибели. Никогда не была так счастлива, что жива. По небу летели птицы, легкий ветер холодил щеки. Как хрупка жизнь и как прекрасна!