Конкурент. Сокрушить нельзя любить (СИ)

Демид поднялся к пальмам и исчез. Софья перевела взгляд к океану. Стихия тихо плескалась. Луна все ярче проступала в небосклоне. Водопад серебристого света падал на волны, превращаясь в длинную дорожку. Песок вокруг потемнел, оставаясь при этом теплым. Софья стянула сапожки, копнула его пальцами ног, пошевелила, наслаждаясь мягким массажем. Глубоко вдохнула вечерний воздух. Он все еще был влажным. С заходом солнца температура опустилась, но не слишком сильно. Софья повела плечами, выпрямилась, сложив ноги крест-накрест. Странно было сидеть вот так на берегу океана посреди незнакомого огромного мира. Чувствуешь себя одной песчинкой из тысяч лежащих вокруг, таких же крошечных и безмолвных. Без прошлого, будущего, только в этом странном настоящем.

Внезапно захотелось в море. Вот прям немедленно, прямо сейчас, чтобы встретить закат в воде при штиле. Сбросила быстро с себя остатки костюма, обувь. Забежала в тихо колышущиеся волны. Они были тёплыми, как молоко, и мягкими, как шелк. Погрузилась в воду, поплыла, испытывая простое физическое удовольствие, находясь в мирно плещущейся, огромной и опасной стихии, которая сейчас нежно качала ее, словно колыбель.

Наплававшись, Софья вышла, сняла мокрое нижнее белье и снова надела свою одежду. Похоже, это теперь все ее пожитки. Вот так просто человек может лишиться всего. Обсохнув, села на ствол упавшей пальмы. Вечер сменила ночь, и луна уже в полную силу засияла в небе.

Ее обнаженные плечи, прикрытые лишь тонкими бретелями шелкового топа, казались чрезвычайно хрупкими в свете луны. Длинная шея, прямой подбородок, тени ресниц на скулах, в копне светлых волос запутался серебристый луч. Демид не понимал, почему его в принципе волнует уязвимость Софьи, но это было связано с лабиринтом. Словно, когда он помогал ей, она в то же время помогала ему…

Демид шагнул вперед накинул плед на плечи Софьи. Она подняла голову и завернулась плотнее:

– Спасибо. Я не слышала, как ты вернулся.

Под ее глазами пролегли тени. Софья была похожа на натянутую струну – звенела от любого прикосновения, готовая заплакать или засмеяться.

Демид приподнял добытую днем корзину с едой и потряс в воздухе:

– Я тут кое-что нашел и подумал, что хочу есть, как голодный динозавр. Ты будешь вторым динозавром?

Она встала, стряхнула песок:

– Я в деле.

– Шикарно! – Чернов обернулся и окинул взглядом высокий купол небосвода, усыпанного звездами. – Так я еще не ужинал.

Ветер прибоя взметнул его темные волосы, когда Демид зашагал ближе к морю. Софья последовала за ним. Странно, у Чернова как-то получалось наполнить любой момент смыслом, заставляя осознавать – жизнь продолжается.

Демид развел костер совсем недалеко от воды. Красно-желтое пламя заискрилось, раздвинуло мрак ночи, заключив их с Черновым в уютный кокон из света. Время от времени в него заглядывали пенящиеся волны – полюбопытствовав, они тут же корректно отползали вглубь океана. Их тихий плеск успокаивал.

Софья расстелила плед, выложила еду. В корзине нашелся сыр, вяленое мясо, рыба, вареные крабы, запеченные овощи.

– Вот это да, – сказал Демид, сгрузив рядом с костром несколько расколотых поленьев, когда Софья достала из корзины гигантские вареные креветки и лобстера, затем кивнул на горлышко торчащей бутылки. – А это что?

Софья приподняла ее вверх:

– Вино.

– Высший класс! – Чернов плюхнулся рядом с ней на плед, сев на одну ногу и согнув вторую в колене. – О, и креветки, и сыр!

Софья протянула ему лепешку с мясом.

– Спасибо. А винные бокалы есть? – Демид подтащил корзину ближе и принялся копаться в ней.

Софья улыбнулась. Чернов – стопроцентное дитя цивилизации. Винные бокалы ему подавай. Огонь подсвечивал часть смуглого лица, оставляя некоторые зоны в тени. Теперь Демид стал похож на древнего воина, с высокими скулами, мужественным подбородком, напряженными мышцами рук и предплечий, которые не скрывала лаконичная черная футболка, и с длиннющими ресницами.

Ну, хорошо, ресницы не в тему, подумала Софья. Но что же делать, если их, густые и черные, совершенно невозможно игнорировать. Софья привыкла прислушиваться к себе и не имела привычки обманываться. Честность – та малость, которую она могла из уважения оставить себе во времена тяжёлых подростковых сражений в интернате, которые порой шли не на жизнь, а на смерть. Чернов был хорош, тут уж не поспоришь, – от него несло сексуальностью на мили вокруг. А Софья лишь земная женщина. Которой требовался всего лишь один поцелуй, сладкий поцелуй, способный отключить голову и страшные мысли хотя бы на несколько секунд.

Подалась вперед, положила руку ему на плечо. Демид прекратил рыться в корзине и обернулся к ней, озадаченный. Глянула в грешные зелёные глаза за этими проклятыми ресницами – красивый, паршивец – скользнула медленно ладонью вверх, завела руку за шею. Демид не предпринимал попыток оттолкнуть ее – лишь чуть заметно сощурился – потому Софья совсем обнаглела, положила вторую руку ему на грудь и провела ладонью вверх к ключице. Чернов сглотнул. Губы, к которым последние несколько мгновений был прикован взгляд Софьи, раскрылись: