Конкурс красоты

«Красивая, очень красивая», — кивал Старлаб, и женщина начинала танцевать и кружиться под обжигающим светом прожекторов.

Какие-то два парня целовали ему руки (он пытался отдернуть), повторяя что-то непонятное: «Да вознаградит тебя Аллах, да поможет тебе Аллах!» Вот из мешка, который дольше всего развязывали, вывалился парень в черной шапочке и поднял счастливое уродливое лицо: «Привет, профессор!» Гримасничая, Обезьяна попытался подняться, потом снова сел: «Не могу подойти, профессор… Меня били…» Старлаб хотел что-то крикнуть, но Обезьяну уже смыло толпой.

— Второе желание!

Площадь стихла.

— Запомните, — продолжал Ученый секретарь, — оно может быть выполнено только в течение часа! Впрочем, для того чтобы помиловать вас, часа вполне достаточно. Итак…

Старлаб сделал шаг вперед.

— Я желаю, чтобы сюда… чтобы здесь на один час собрали всех жителей Центра мира. И людей, и… так называемых животных!

И снова огромная подушка тишины придавила площадь.

— И одноклеточных? — тихо переспросил кто-то.

— И одноклеточных! — крикнул Старлаб. — И рыб, и птиц, и медуз… Всех!

Когда крики стали стихать, вперед вышел НС. Поблескивая пиджаком, он шел через площадь. Летящим сценическим шагом, улыбаясь, нервно сжимая в руке мандарин.

Подошел к Старлабу. Тихо спросил:

— Это ведь была шутка?

Старлаб помотал головой.

— Скажи, ты просто хотел порепетировать. Это была репетиция второго желания. Репетиция — это тоже очень ответственно! Скажи, ведь ты хочешь жить? Ты хочешь жить?!

— Да, я хочу жить, — медленно сказал Старлаб. — Жить, а не…

— И для этого тебе нужна сейчас эта толпа? Нет, я тебя понимаю. Я сам люблю, когда полный зал, огни, аплодисменты… Но ведь это не та публика, пойми! Она не оценит, она будет зевать, ведь сейчас еще ночь. Хорошо, если тебе нужна публика, мы обеспечим — профессиональную, полученную путем многолетней селекции, гибридизации публику. С развитыми хлопательными инстинктами, с натренированными улыбками — могут улыбаться часами! Хлопать — сутками, никаких кровоизлияний! Мы обеспечим! Причем это не будет засчитано как второе желание, это, так сказать, подарок от фирмы. Ну что, публику, а?

— Для чего?

— Ну, ты же догадался! Ты же уже обо всем догадался! О Богиня, как я за тебя рад! Как будто это я сам… Как вы обо всем догадались, с публикой… С музыкой… Музыку!

Заиграла музыка. Медленная, щемящая.

— О чем я должен был догадаться? — спросил Старлаб.

— Догадался, догадался! — махал руками НС.

И повернувшись к Ученому секретарю и двум фигурам, державшим футляр с куклой, о которой все уже забыли, крикнул:

— Откройте! Раз, два, тр-р-р…

— …ри!!!

Из футляра на ледяной асфальт вышла женщина в белой тоге, украшенной розами. Золотистые волосы были забраны вверх и украшены диадемой; полные губы слегка полуоткрыты. Она сделала несколько мягких движений под музыку, которая зазвучала громче. Прожектора погасли и первые лучи рассвета рассыпались по ее тоге, омыли кисти рук, лицо. Кружась и приседая в танце, она приближалась к Старлабу.

— Тварь… — пробормотал Старлаб.

Она обвила руками его шею и прижалась к губам.

— Любимый, я так рада… Мне было так плохо без тебя, так плохо. Думала, уже не увижу тебя. Но теперь все позади, мы ведь будем вместе, да? Ты теперь победитель, я так горжусь, я просто схожу с ума… Почему ты меня не обнимаешь?

Он обнял ее, а она все водила своими губами по его щекам, подбородку, шее. Ее слезы остывали на его щеках, ее тепло проникало сквозь кожаную куртку… Он целовал ее, и его губы пропадали в ее волосах, складках тоги, в ее дрожащих пальцах.

— Как я счастлива! — шептала она. — Мы будем жить с тобой в маленьком доме с камином и черепичной крышей. Когда пойдет дождь, мы будем слушать, как капли, обгоняя друг друга, бегут вниз по стеклу. А зимой будем любоваться кружением снега, поправлять каминными щипцами дрова в камине и читать друг другу Платона… И так — до старости. Сейчас ведь будет свадьба, да?

— Нет, — он оторвался от нее, сделав резкий шаг назад. Площадь, только что расплывшаяся, снова сгустилась, наполнилась ухмыляющимися серыми лицами.

— Нет, Тварь. Прости…

Поднеся ладони рупором ко рту, крикнул:

— Я повторяю свое второе желание! Я желаю, чтобы на эту площадь собрали всех обитателей Центра мира!

И отвернулся, чтобы не видеть онемевшего лица Твари. Не видеть, как она срывает с головы диадему, как обрывает белые розы с шелковой тоги. Как падает и начинает биться в судорогах на холодном асфальте площади. И как через минуту ее уже затаптывает хлынувшая со всех концов города…